— Я так велик, но вы даже не видите этого. Я вам рассказываю о гордыне персонажа Пинта.
— С другой стороны, эта гордыня является и защитой и ее нельзя отрицать.
— Осознание не отрицает ничего. Осознание делает различение и видит противоположные стороны дуальности, принимая как одну, так и другую. В данной дуальной реальности иначе и быть не может. Мой персонаж не смог бы создать школу, писать книги и продолжать заниматься в группах, если бы в нем не была сильно активизирована данная дуальность. Именно разведение этой дуальности и привело к проявлению гордыни в этом персонаже. Но персонаж не мог бы делать то, что он делает, без проявления гордыни. Это парадоксально. Персонаж Пинта рассказал об основной своей дуальности, но он не только персонаж.
— У моего персонажа то же самое. У моего персонажа есть дуальность, это осознание и неосознанность. Понимание — непонимание. Большая радость персонажа, когда он видит непонимание в других персонажах. Идет осуждение группы: «Куда мы движемся, как это ужасно не понимать». Одновременно идет радость: «Как здорово, Маринка вообще плавает, как нечто в проруби. Эта просто сидит, хлопает глазами. Женя — дуб дубом». Одна часть думает: «Ну, мы и попали». Вторая часть думает: «Не дай бог, сейчас кто-то меня переплюнет в осознаючести, я этого не переживу. Слава Богу, что нет Олега. Без него тут я крутая. Они тут разбираются в чём-то. Но никогда не поймут того, что понимаю и осознаю я». По поводу моей полезности. Гордость и не малая у меня как у организатора, именно она и позволяет действовать и хотеть этого. Иногда всплывает и вторая часть, осуждающая организатора за его гордыню. Осуждает свое непонимание. Так же и понимание. Это есть.
— Хорошо. Пожалуйста.
— У меня тоже было осуждение тебя за то, что ты говорил, что я — это я, а вы — это вы. Ты нас разделил, но сейчас я понимаю, что, только разделив нас, ты можешь соединить. Думала, что же это такое, идет сильное осуждение и ненависть. Получается, что только через ненависть и можно соединить.
— Только через активизацию противоположной стороны двойственности можно увидеть обе ее стороны, и тогда возникает возможность их партнерства.
— У меня сейчас пошло чувство вины за то, что я тормоз и торможу всю группу тем, что ничего не понимаю, повторяю одно и то же. Когда ты кричал на меня, очень хотелось вообще убежать куда подальше, чтобы никому не мешать осознавать. Противоположная сторона, считающая себя важной, не может вынести своей неважности. Ее прищемили в том, что она не понимает и не осознаёт, тормозит.
— Ты же всю группу тормозишь. Это же тоже круто. Ты одна тормозишь всю группу.
— Мы сейчас говорим о нас. Есть мы. Нас много, но мы одно. Я предлагаю говорить каждому.
— Мы сейчас разговаривали с Ларисой, и она выразила страх по поводу сближения с кем-то из группы.
— Где — «мы»? Не я, а мы.
— Невозможность двигаться дальше без такого понимания.
— Вы можете выучить фразу «нас много, но мы одно» и повторять ее, при этом не переживая состояния единства. Можете ли вы почувствовать то, что мы и есть одно?
— У персонажа страх перед таким проживанием. Он всегда будет отстаивать свое.
— Персонаж постоянно обсуждает, выясняет, согласовывает сам с собой, как и что ему сказать, чтобы это было так, как надо. Снова возвращается к тому, что ничего не говорит.
— Получается, что нет понимания, нет переживания, что мы одно.
— Первый шаг — это увидеть то, что я это не понимаю. Если я считаю, что понимаю, то мне не надо ничего делать, чтобы понять, потому что я и так все понимаю. Очень важный шаг — увидеть то, что это непонятно, увидеть, что не чувствую этого. Это первый шаг, с которого все начинается. Процесс происходит так, как происходит, и это не прихоть персонажа Пинта. Просто мы подошли к этому, но поскольку подошли, значит, готовы и войти в это.
— А не сменить ли вам свой персонаж? Не давать всем то, что им надо, а позволить выразить то, что они хотят. Пусть это будет что-то совсем незначительное.
— Хорошо. Пожалуйста.
— Я сейчас посмотрела. Как мы все разбросаны, порознь каждый в чём-то своем крутится, даже уже и не крутится, а просто валяется. Посмотрела, какие люди в метро. Все такие разрозненные. Каждому не хватает внимания, чтобы его поняли, просто поговорили с ним или ласковое слово сказали, просто погладили.
— Когда играла музыка, я пыталась представить, как это мы одно, но так и не почувствовала. Это тупик какой-то. Ты сидишь и думаешь. Идут какие-то аналогии. Голос, мелодия, тембр. Персонаж всегда стремится играть свою ноту. Мелодия — это какой-то процесс. Вот Оля сейчас говорит, пусть не с тем пониманием, но это процесс, происходящий совместно. Сейчас должна я что-то сказать, за мной еще кто-то будет говорить, нужно было, чтобы и Оля что-то сказала. У меня это идет на уровне аналогий, связанных с музыкой. Я стала с другой стороны смотреть, как же принять, что мы все одно, или что всё это я. Я стала смотреть, вот Оля — это такая моя часть, и я знаю ее в себе. Мне легко это сделать. Но, почему-то другое отношение у меня к Жене, Наташе и Ларисе. Есть какие-то чувства. Я даже не знаю и не могу определить, какая это часть меня. Я не прочувствовала себя такой. Поэтому у меня есть двойственность — я и другой. Теперь понятно, почему делаются эти вещи.
— Мне кажется, что все устали от собственного кнута и уже хочется пряника.
— Я даже не знаю, почему вы говорите, что мы подошли к тупику, потому что не понимаю, что это такое. Я поняла, что могу осудить любого, присутствующего здесь, человека. В таком случае это не может быть одно.
— А я не могу осудить никого.
— Когда музыка заиграла, я решил представить, что же вообще это одно. Какое у меня представление о том, что такое «мы»? Люди какие-то радостные, объединенные чем-то общим. Была мысль, что если так весело и радостно, то это долго не протянет. Следующее, что возникло, это желание проявить с участниками группы непроявленную сторону себя, но почему-то это не соотносится в уме с «мы». Из персонажа «мы» — не идет. В любом случае, персонаж четко ощущает себя отдельно от остальных. Состояние ощущения другого человека собой не связано с персонажем.
— Для меня слово «мы» появилось только тогда, когда возникла аналогия с театром. Что мы актеры одной труппы и играем очень талантливо друг для друга определенные роли, показывая, что же такое разделенность. В этом мы настолько талантливы, что у меня даже слово «мы» зазвучало. Возможно, мы сыграем друг для друга что-то по другому сценарию.
— У меня аналогия с «мы» была такая. Александр Александрович — полотно, а мы все разные цвета. Мы вышиваем, кто и как может, коряво, с пропусками, но каждый своим цветом.
— У меня аналогия с «мы» возникла на фоне этих плакатов с деталями от автомобиля. Здесь они каждая отдельно, сама по себе, но если их подогнать, смазать и собрать, то будет какой-то механизм.
— Это всё какие-то теоретические аналоги, за ними же не стоит реального переживания.
— Как ты хочешь получить реальное переживание?
— Я не знаю. Я осуждаю то, что все приводимые аналогии не проживались. У тебя есть лишь представления.
— Как ты себе это представляешь?
— Разве ты сейчас не проживаешь состояние «одна». Сейчас ты живешь одна, и только в группе ты немножко оживаешь. Когда ты одна, как ты себя чувствуешь? Сама говоришь, что дома волком воешь, и спасают тебя от одиночества книги или музыка. Когда мы вместе — мы что-то.
— Что?
— Что-то.
— Тогда мы что-то можем сделать для нас. Мы для каждого из нас можем что-то.
— Поконкретнее, пожалуйста. Слова «Мы» уже неоднократно звучало, но без результатов.
— Нужна конкретная цель, которая и завела бы этот механизм. Хорошо если бы она была связана с выживанием.