Я осматриваюсь. Люди проходят мимо, как издевательство над моей беспомощностью. Словно напоминание, что они все свободны и вольны делать всё, что им заблагорассудится, в рамках закона, конечно же. А у меня такой возможности нет. Может быть, если я вырву руку и побегу к какой-нибудь женщине или крупному мужчине и попрошу помощи, они вызовут полицию? Однако затем все органы внутри меня неприятно сжимаются, когда за этими опрометчивыми мыслями возникает новый вопрос: и что тогда. Вызовут полицию, и что тогда? Они не смогут мне помочь. Они находятся под Могильными картами, они, как оказалось, выполняют роли шавок, питомцев, бесхребетных существ, готовые на всё ради крупных денег.
Они мне не помогут.
Я должна помочь себе сама.
Как только мы втроём ступаем на сверкающий пол третьего этажа, преодолев эскалатор, Гай, не дав мне времени на тщательные размышления, вдруг отводит меня в сторону, потянув за руку. И хоть прикосновение сейчас нежное, я всё же ощущаю через него злость. У меня бешено бьётся сердце, когда он наклоняется к уху, произнося:
— И не думай, Каталина. Я знаю, что ты сейчас хочешь сделать. Не пытайся.
Я поднимаю на него взгляд, — наверняка напуганный и удивлённый, — однако язык вопреки моему чувству врёт:
— Не понимаю, о чём ты.
— Не принимай меня за глупца, — отвечает он. — Я читаю людей насквозь. Особенно таких как ты.
— Таких как я? — У меня внутри вновь загорается этот жгучий гнев. Течёт лавой по венам. — Поясни. Что ты имеешь ввиду, когда говоришь «таких как ты»?
— То и имею ввиду. — Гай поворачивает меня обратно. — А теперь иди ровно и не пытайся звать на помощь.
Я горько усмехаюсь:
— Так ты не отрицаешь того, что являешься противоположным понятием слову «помощь»?
— Нет, не отрицаю. Более того, я всё ещё считаю тебя своей пленницей. Мы ведь так и договорились, Каталина, разве нет?
Я громко фыркаю. Клянусь богом, сейчас я больше всего на свете желаю его ударить!
Он ведёт меня дальше по огромному фойе, украшенному цветами и декоративными растениями и переполненному магазинами обуви и одежды. Мы заходим в один из них и покупаем сразу несколько нарядов: каждый из них отличается от того, что я обычно ношу. Теперь мой новый гардероб это преимущественно чёрный цвет, и Гай приложил руку к выбору. По своему подобию, думаю я.
Нейт следует за нами, не отставая, и всё время оглядывается по сторонам. Я даже думаю, Гай потащил его с нами только для того, чтобы друг в случае чего прикрыл нам спины. Он некого рода наш телохранитель, однако вдобавок ещё тащит на своих руках наши покупки.
Моя рука чувствует кожу Гая всю дорогу, он не выпускает меня ни на секунду, и мои шансы сбежать всё уменьшаются и уменьшаются. Разбиваются прямо у меня на глазах. Я в отчаянии.
— Крошка, ты знаешь, сколько стоит твоя эта кофточка? — суя руки в бумажный пакет с эмблемой Диор и вытаскивая край ценника, произносит Нейт. — Пятьсот баксов! Ничего себе, кофточка.
Я его не слушаю. Я всё поворачиваю голову из стороны в сторону, выискивая хоть одно знакомое лицо. Может быть, мне повезёт настолько, что именно сегодня в этот же торговый центр решит заглянуть какой-нибудь мой родственник. И от своих поворачиваний головой и поисков я не сразу понимаю, что Гай уже ведёт меня в салон красоты. Место, которое я меньше всего ожидала увидеть сегодня. Мы проходим через стеклянные двери. Стены внутри украшены золотистыми узорами, на них висят фотографии самых разных красавиц, а у стойки администратора стоят двое высоких блондинок, хихикающих и о чём-то переговаривающихся друг с другом.
— Добрый вечер, — широко улыбается девушка-консультант, тут же практически выбегая к нам на встречу. У неё изящно уложены волосы, лицо сияет от хайлайтера. — Мы очень рады видеть вас в нашем салоне. Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Или посоветовать?
Я сглатываю, глядя ей в глаза, и пытаюсь подать хоть какой-то знак. Однако в глубине души понимаю, что мои попытки не принесут за собой ничего хорошего, если только не ухудшат моё положение.