— Мне уже можно выходить на улицу? — спрашиваю я.
— Нет. Мы дойдём до машины и только.
Я и в самом деле вижу автомобиль. Но уже другой. Более простой, не такой роскошный, какой была его прежняя машина. Догадаться не сложно: видно, во избежание внимания со стороны Могильных карт он решил на время сменить тачку.
Я сажусь на заднее кресло по его просьбе, он садится спереди и заводит двигатель. Мы осторожно и плавно выезжаем на трассу.
— Куда мы поедем? — спрашиваю я, глядя на него сзади.
Никак не получается избавиться от мыслей о его волосах. Да, странно, но когда я бросаю на него взгляд, я не могу не рассматривать его красивые каштановые волосы. И постоянно думать, как бы они ощущались, если бы я запустила в них свои пальцы...
Когда он впервые встретился мне в библиотеке университета, волосы были короче, а спустя два месяца, за которые я не видела его, они чуть подросли и начали скручиваться в некоторых местах. У него, вероятно, от природы волнистые, слегка кудрявые в кончиках, волосы.
— Ты меня слышишь? — вдруг откуда-то издалека раздаётся голос Гая, и я наконец прихожу в себя, понимая, что случайно прослушала его.
— Что? — растерянно спрашиваю я.
— О чём ты так глубоко размышляла?
Через зеркало заднего вида показывается очередная моя редкая награда — его улыбка и ямочки на щеках. Я ненароком заглядываюсь и не могу даже сделать вид, что не рассматриваю его.
— Ни о чём. — Сажусь ровно, наконец сумев всё-таки отвернуться.
— Непохоже, что ни о чём.
— Так куда мы едем?
— Никуда. Просто проедемся по Сиэтлу. Я подумал, ты, наверное, скучаешь по своему городу.
Усмехнувшись, решаю его поправить:
— Ты хотел сказать, по городу твоего отца? Так звучит уместнее. Я читала, что вам принадлежит множество крупных городов Северной Америки.
— Сиэтл принадлежит не полностью, — уточняет он. — Лишь часть.
— Да, я помню. Ту итальянскую мафию Нейт называет Спагетти. — Со смешком я говорю: — А я ведь так и запомнила.
Гай смотрит на меня через зеркальце заднего вида. Его зелёные глаза пронзают меня насквозь, и при этом от них невозможно отвернуться.
— Общество Нейта хорошо на тебя влияет, — сообщает он. — Поэтому я оставил именно его приглядывать за тобой.
— Да. Тут я с тобой соглашусь.
Снова бросает на меня взгляд, задавая вопрос:
— Так то, о чём он говорил, правда?
Я хмурюсь:
— В смысле?
— Ты подала идею поженить нас.
С нервным смешком я спешу опровергнуть его предположения:
— Нет. Это была его идея, а не моя.
— Я так и думал. — Гай улыбается, возвращая взгляд на дорогу. — Но каким же будет твой ответ?
Я не ожидала, что подобные вопросы будут до того, как мы всё детально обговорим, поэтому я замолкаю, напрочь теряя дар речи.
— Ответь, Каталина. Я хочу знать.
— Мы разве не обсудим это сперва?
— Зачем?
— Я думала, за этим ты и приехал.
Он качает головой, крепче хватается за руль. Кольца на его пальцах блестят от солнечных лучей, падающих на них из окна. Отсюда видна из-под ворота чёрной рубашки серебряная цепочка. Та же, что он всегда носит на шее.
— Я бросил все дела и приехал, чтобы узнать твой ответ. Так что ты мне ответишь?
— Выйду ли я за тебя замуж?
Он будто делает резкий вдох, и на выдохе тихо отвечает:
— Да.
— Мне сказали, что это будет как фиктивный брак.
Гай кивает:
— Да, что-то вроде того. Но мы будем считаться настоящими супругами. Ты будешь носить фамилию Харкнесс, будешь считаться полноправным членом нашей семьи.
Про возраст я не спрашиваю. Через пару недель мне исполнится восемнадцать, так что брак будет вполне законным и разрешения моих родителей не потребуется.
— То есть, мы будем как муж и жена? — уточняю я, пока эти два слова всё вертятся в воздухе передо мной.
— Да, Каталина. Как муж и жена. Как полноценные члены клана Харкнессов.
— И меня действительно после этого не тронут?
— Отцу придётся отозвать всех своих людей. Конечно, это не значит, что мы сможем выйти к нему с распростёртыми объятиями и пить вместе чай, но у нас будет гарантия того, что никто не сможет причинить тебе вред. Брак может заключить член Могильных карт и расторгнуть его может только тот же человек или официальный представитель всё тех же Могильных карт.
У меня разболелась голова от напора стольких размышлений. Я потираю виски, хмурюсь и пытаюсь сосредоточиться на одной мысли, отгоняя все прочие.