Выбрать главу

— Поцелуй меня, — не выдерживаю я. — Пожалуйста.

Он поднимает голову и недоверчиво всматривается мне в лицо.

— Нейт давал тебе что-то пробовать? — спрашивает парень.

Я начинаю хохотать от его предположения:

— Думаешь, я опять под какими-то веществами?

— Именно об этом я и думаю. Только недавно ты твердила, что ненавидишь меня, а сейчас просишь тебя поцеловать?

— Я разве не могла изменить своё мнение?

— Это не похоже на Каталину. Я ведь знаю тебя. Я изучал тебя множество месяцев до того, как впервые заговорить с тобой.

Я встряхиваю головой, как бы делая акцент на своих коротких чёрных волосах, которые всю мою жизнь были каштановыми и доходили до середины спины.

— Вы ведь меня изменили, — отвечаю я, улыбаясь. — Поэтому логично было бы вести себя по-другому, соответствующе новому облику.

— Для меня ты не изменилась. Ты всё та же.

Его глаза снова блестят. И мне кажется, такое происходит только в определённые моменты. Когда он становится по-настоящему искренним. Когда говорит не его рот, а сердце.

Я приближаюсь к нему ещё больше, опираясь руками на сиденье, моя голова находится на уровне его плеч, взгляд устремлён точно в его глаза и никуда больше.

— Тогда докажи, что ты меня любишь, — шепчу я. — Поцелуй же меня.

Несколько секунд проходит, прежде чем он опускает взгляд на мои губы и рассматривает их словно в неуверенности. Вид отсутствующий, словно он находится далеко отсюда, где-то в своём мире, где ему чужды все страдания, которые ему пришлось вытерпеть.

— Я не могу тебя поцеловать, — шепчет он, не отрывая взгляда с моих губ. — Хочу, но не могу.

— Можешь. Я сама тебя об этом прошу.

Может быть, он чувствует подвох? Может быть, он гораздо чувствительней, чем хочет казаться?

— Ты сводишь меня с ума, чёрт возьми, — хрипит он.

— Рада это слышать... Но ещё более рада буду, если ты всё же исполнишь мою просьбу.

Его пальцы касаются моей щеки, потом доходят до губ и опускаются ниже, к шее.

— Ты не будешь затем жалеть о том, что сотворила? — шепчет Гай.

— Невозможно будет жалеть о поцелуе с тобой, — выдыхаю я в ответ.

И тогда моя просьба вот уже исполняется: он хватает моё лицо и притягивает к себе. Я крепко цепляюсь рукой за его рубашку, сжимая пальцы.

Наши губы сталкиваются друг с другом.

Мир переворачивается вверх-дном. Я не чувствую уже опоры под собой, я просто парю где-то в небе. А поцелуй такой влажный и полный страсти, что всё моё тело ноет от желания и вожделения. Гай Харкнесс стал единственным человеком, кто привнёс такие непривычные мне ощущения. Наверное, поэтому я никак не могу забыть его касаний.

Шоколад с моих губ уже исчезает благодаря языку Гая, и наш поцелуй теперь получается со вкусом шоколада с ореховыми нотками.

Его руки укладывают меня на сиденье, прижимая к кожаной поверхности. Гай нависает надо мной сверху, и висящая на нём холодная цепочка касается моей шеи, потом части груди, когда его голова вдруг опускается ниже. Он отрывается от моих губ, целуя кожу на шее, а я протестую против этого, не желая разрывать контакт так рано. Я хватаю его за лицо и притягиваю обратно, шипя:

— Нет, нет, нет... Целуй меня в губы... Пока мне ещё недостаточно.

— Каталина... — шепчет он, его дыхание такое громкое и сбивчивое, что я принимаю его за стон. И от этого у меня внизу живота снова приятно тянет. Точно также, как в те дни, когда я ещё не знала страданий и по-настоящему любила Гая, не зная, кто он и зачем пришёл в мою жизнь. — Каталина, боже...

Я притягиваю его к себе ближе за ворот рубашки, снова впиваясь в губы. Его руки по обе стороны от моего лица, они опираются на кожаное сиденье подо мной, окна вокруг нас запотевают. Я пытаюсь не раздвигать ноги, вопреки желаниям, отчаянно свожу их вместе, иначе просто сойду с ума.

Моё сердце горит. Оно как раскалённый уголёк пылает где-то у меня в груди, согревая всё моё тело.

— Я так... — еле выговариваю я, отрываясь от его губ. — Господи, я так хочу тебя. И я никогда не знала, как это чувствуется. Гай, я...

— Каталина, нельзя, — вдруг говорит Гай, неожиданно схватив меня за запястья и прижимая их к сиденью. — Мы не можем.

Мне хочется кричать от досады и отчаяния, хоть я и понимаю, что действительно не стала бы доводить это дело до конца. И Гай это тоже знает. А иначе зачем останавливается?

— Потерпи, — улыбается он вдруг, всё также громко дыша и нависая надо мной. Я чувствую его ноги у своих бёдер.

— Потерпеть? — выдыхаю я.

— До своего восемнадцатилетия, — добавляет он тихо.

Я открываю глаза и хмурюсь:

— А что будет после моего восемнадцатилетия?