Кэрри вздохнула. Кеннет просто великолепен. Не похож на Райли, конечно, но по-своему хорош. Он работал финансовым аналитиком, вырос в Моргантауне и переехал в Огайо. Он играл в сквош и рокетбол и одевался со вкусом. Его поцелуи сводили ее с ума. И еще у него были замечательные глаза. Конечно, не такие ясные, не такие страстные, как у Райли, но по-своему замечательные.
Кэрри знала, что должна держаться от Райли на расстоянии ста шагов, как гласило судебное предписание. Ни с ним, ни с Кэт она разговаривать не собиралась. Она появится на этом дурацком мероприятии, внесет залог за Мэтта, потрется об него своими ножками или что там нужно сделать по правилам, чтобы все это видели, после чего уедет. Это должно удовлетворить Мэдлин и заглушить пламя ее ревности, потому что это все, что в ее силах. Кэрри установила себе лимит — пять сотен долларов, она не потратит ни центом больше.
Она решила, что как только все вернутся к работе после выходных, она перечислит деньги из государственного фонда, которые придержала до поры до времени из-за осложнившихся отношений с Райли. Она решила, что нехорошо так поступать. Когда она выбивала деньги на этот проект, она хотела произвести впечатление на Райли, хотела привязать его к себе, хотела, чтобы он сделал ей предложение. Затем, когда она обрезала финансирование, весь город ее возненавидел. И вот теперь она едет, чтобы сказать, что клиника все же получит деньги. Люди сочтут ее умалишенной.
Кэрри задрожала. Она снова возвращается в Персуэйшн, последний раз она была здесь у Вирджила Кавано и чуть не натворила бед. Было очевидно, что ее встреча с Вирджилом Кавано была предвестником несчастья, явным сигналом того, что она ступила на неправильный путь и что ей нужно что-то срочно менять. Если бы она могла отвлечься от дороги, она бы закрыла глаза и поймала момент, когда потоки позитивной энергии сливаются воедино в мироздании.
Кэт чувствовала, что наступил один из счастливейших дней в ее жизни. Пришел такой День благодарения, о котором она мечтала с детства, — стол ломится, все просят друг у друга прощения, в сердцах людей поселилась любовь.
Первое, что она сделала в это утро, это позвонила Райли.
— Счастливого Дня благодарения, — ответил ей сонный голос.
— Я люблю тебя, Райли Боланд.
— Ммм, — ответил он, все еще не до конца проснувшись.
— Я хотела первой поздравить тебя.
— Это так здорово, Скаут. — Она услышала, как он переворачивается в постели.
— Наши влюбленные птахи все еще спят? — спросила она.
— Еще семи нет, так что это весьма вероятно.
Кэт отдернула занавески в спальне и увидела замечательную панораму домов на Лорел-лейн. Она надеялась, что в каждом из этих домов люди живут счастливо и мирно.
— Прости, что разбудила тебя, но я так волнуюсь. — Кэт спустилась по лестнице на кухню. — Я начну готовить индейку и кое-что еще из меню.
Райли усмехнулся:
— Тебе правда нравится этим заниматься?
— Это мой дом, моя семья и мой шанс изменить все к лучшему, так что да, я наслаждаюсь всем этим.
— Я люблю тебя, Кэт. Ты хоть знаешь, как сильно я тебя люблю?
— Сильно-сильно?
— Сильно-сильно. А теперь ты не возражаешь, если я продолжу спать?
Она хихикнула:
— Ну, конечно, не возражаю. Придешь к полудню? Пожалуйста, не забудь прихватить шесть дополнительных стульев. Пока, милый.
Следующие несколько часов Кэт провела в одиночестве, вся в хлопотах, кружила по кухне, пила кофе и слушала музыку. Эйдан и Нола были в Персуэйшн, так что в Балтимор Кэт не тянуло. Поскольку деньги Филлис были вложены в клинику, ее дух тоже витал где-то здесь.
Клифф позвонил около десяти прошлой ночью и сообщил, что он, Барбара и их внучки заехали в «Черри-Хилл». Он сказал Кэт, что очень ждал этого визита. Джефф и Ричард прибыли ранним вечером накануне, и Джефф просто не мог остановиться, расхваливая «Черри-Хилл», — он был в полном восторге.
Джефф казался веселым, но Кэт знала его с Каймановых островов и уловила в его голосе грусть. Его семья в Вермонте спокойно отреагировала на его признание, но сказала ему, что им было бы неудобно приглашать Ричарда на праздник, поэтому, они приехали в Персуэйшн. Когда Кэт пригласила Ричарда и Джеффа, они очень обрадовались. И она с нетерпением ждала встречи с ними.
К десяти у Кэт все было под контролем, она приняла душ и оделась. Думая о том, как будет выглядеть на газетных фотографиях, она выбрала водолазку баклажанового цвета и черные брюки. Нола приехала в половине одиннадцатого со сковородой лазаньи, на случай если вдруг не хватит индейки.
Весь следующий час Нола и Кэт сервировали стол, в центр которого поставили букет из астр, гербер, клюквы и веточек сухой пшеницы. Нола развела огонь, открыла занавески и почистила пылесосом ковер. Они закончили и решили, что поработали на славу.
— Марта Стюарт может поцеловать мою толстую итальянскую задницу, — сказала Нола.
Кэт обняла ее.
— Я уже говорила тебе, что ты не толстая.
— Какая разница? Главное, что я нравлюсь Мэтту.
После этого они еще пару минут восхищались своей работой. Кэт серьезно спросила Нолу:
— Тебе ведь нравиться жить в Персуэйшн?
Нола посмотрела на Кэт как на душевнобольную.
— Я никогда не встречала мужчину, который обращался бы со мной как Мэтт. Да это просто восхитительный город. У меня приятная работа и порядочный босс. — Нола задумалась на минуту, потом продолжила: — В каком-то смысле это немного грустно — мне тридцать семь и я не могу сказать, что когда-то была так счастлива, как сейчас.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Кэт.
Нола задумчиво улыбнулась:
— Помнишь ту ночь, когда ты узнала, что твоя мать умерла, и мы вернулись в твою комнату в «Черри-Хилл»?
Кэт кивнула.
— Помнишь, что я сказала тебе о том, что ты вернулась сюда, чтобы отомстить, а уедешь не с местью, а чем-то более важным?
Кэт засмеялась.
— Бог мой, ты, правда, так сказала? — Она сжала ей руку. — И откуда в тебе столько мудрости!
Нола покачала головой:
— Ответ очевиден: по эту сторону экрана я заслужила звание доктора наук.
— Каких наук?
— Доктор наук имени Опры, дорогуша.
Нога болела как-то изнутри. Острая боль пронзила плечи и спину Вирджила. Шея, казалось, задеревенела и не могла повернуться ни в какую сторону. Он не мог вспомнить, какой идет месяц и когда в последний раз мылся и спал. Но красота, красота, которую он создавал, сглаживала все неприятные ощущения.
Сколько недель это продолжается? Он не имел ни малейшего понятия. Единственное, что он знал наверняка, это то, что ничего подобного в своей жизни еще не делал. Как будто все эти годы он создавал только презренный, ничего не стоящий хлам для того, чтобы заработать на жизнь, а в это время каждая клеточка его души и тела готовилась к этому единственному стоящему шедевру.
Он назовет это «Женщина, высокое искусство проституции, итальянский каррарский мрамор, автор Вирджил Кавано, 2007».
Вирджил всхлипнул. Он гладил совершенные черты женских лиц. В его мечтах было сделать целую серию таких скульптур. Возможно, каждая скульптура будет посвящена какой-то отдельной части женского тела. Это гениально, но кого он дурит? Грудь стало давить еще сильнее. Он не помнил, когда в последний раз принимал лекарства. Он знал, куда засунул револьвер, и подумал: может, стоит поторопить неизбежное? Он умирает. И пока он не уйдет из жизни громко, никто и не заметит, что он умер. Потому что никому нет до него никакого дела.
Клифф, Барбара и внуки — Эрин и Стефани — приехали первыми. Кэт была безумно рада видеть Клиффа и обняла его так крепко, как смогла.