4
После нескольких спокойных часов снова началась суматоха. Между двумя часами ночи и девятью часами утра в травматологии обычно наступало короткое затишье. К двум часам первую порцию пострадавших от неумеренного потребления спиртного и наркотиков успевали принять, осмотреть и отправить на операционный стол, в морг или же просто обработать раны и отпустить. Зато к девяти утра в отделении снова становилось людно. Видимо, как раз к этому времени концентрация возбуждающих веществ в крови алкоголиков и наркоманов достигала уровня, при котором обычно совершают противоправные поступки.
Полицейский нерешительно отделился от группы толпившихся у дверей товарищей, пришедших вместе с ним. Всякий раз, когда Кори видела большое количество людей в синей полицейской форме, у нее создавалось такое впечатление, словно она случайно забрела в самую гущу спортивной команды, готовящейся к игре в боулинг.
Кори осмотрела руки полицейского — они плохо сжимались в кулаки после того, как ему «пришлось подраться». Кори с сомнением отнеслась к словам полицейского, что его руки действительно пострадали во время защиты, а не нападения.
— Так при каких же обстоятельствах вы повредили руки? — спросила Кори у полицейского, но ее прервала медсестра.
Она протянула Кори медицинскую карточку и сказала:
— Койка номер три. Там лежит заключенный, пристегнутый к кровати наручниками. Его надо срочно осмотреть.
Кори пробежала глазами карточку и снова повернулась к полицейскому.
— Это что, и есть один из ваших «драчунов»? — спросила она.
— Сопротивление при аресте, док…
Кори прочла карточку повнимательнее и удивленно подняла глаза:
— Судя по тому, что здесь написано, этот человек едва жив.
— Этот парень не человек, док. Он — настоящее животное. На наших глазах он бросил свою подружку в лестничный пролет только для того, чтобы получить возможность удрать через окно с грузом наркотиков.
О Боже! Сколько раз приходилось ей выслушивать от полицейских подобные истории. Она готова была порой возненавидеть этих людей, выбравших эту ужасную профессию.
— А где девушка? — спросила она.
— Не волнуйтесь за нее, док, — ответил полицейский. — Таким, как она, ничего не делается. Они падают как кошки, на них даже не остается синяков.
— Чего нельзя сказать об этом парне с третьей койки, — возразила Кори.
Полицейский следовал за ней по пятам.
— А как же мои руки, док?
— Попросите кого-нибудь из санитаров проводить вас на рентген, — сказала Кори.
— А больничный? — настаивал полицейский.
Кори оглянулась только у кровати с раненым, которого отделяла от них тонкая занавеска.
— Сначала — результаты снимков, — отрезала она.
— А как насчет моего арестованного? — Полицейский показал пальцем в сторону занавески. — Когда я смогу его забрать?
— Если бы это хоть как-то зависело от меня, вы бы не получили его никогда, — ледяным тоном ответила Кори, скрываясь за белой занавеской.
Видимо, перед ней лежал один из тех, кто падает как кошка, обходясь при этом даже без синяков: у него были разорваны печень и селезенка, рассечена губа, а глаза закрывала гематома настолько, что всю левую сторону его лица не было видно. Кори как можно осторожнее сняла с него покрывало и начала тщательно обследовать, пытаясь обнаружить скрытые переломы и внутренние повреждения. Неожиданно занавески раздвинулись. Подняв глаза, Кори увидела Лотти, свою лучшую подругу по больнице. С нею она познакомилась восемь лет назад, когда только начинала здесь работать.
— Опять потасовка? — поинтересовалась Лотти.
Кори снова занялась пациентом.
— Сопротивление при аресте, — угрюмо ответила она.
Краем глаза Кори заметила, как недоверие на лице Лотти сменилось ужасом.
— Пожалуй, разница невелика, — тихонько пробормотала она.
— Меня так и подмывает сесть и написать об этом куда следует, — покачивая головой, произнесла Кори.