Мысли путались у нее в голове. На какой-то миг сознание полностью вернулось к Мэри, но потом все кругом снова потемнело и затуманилось.
В комнате раздался какой-то шум, чьи-то тяжелые шаги. Наверное, это снова доктор или Адилайда Матия. Но голос… О, милостивый боже, это же Ирма, ее невестка. Кажется, она что-то говорит. Мэри задыхалась, ей не хватало воздуха. Значит, и Георг здесь? Она не желала видеть и слышать ни Ирму, ни Георга.
— Давай я помогу тебе, — послышался нежный голос, затем сильные руки попытались взбить повыше ее подушки. — Так тебе будет лучше. Я бы пришла раньше, но только недавно обо всем узнала. Они не должны оставлять тебя здесь одну. Что тебе прописал доктор?
Мэри почувствовала на своем лице что-то прохладное, и ее вдруг охватило странное волнение, непонятная дрожь. Она с благодарностью вслушивалась в ласковый шепот.
— Твои дочери скоро появятся здесь. Придут также Джон и Хенк.
Ирме всегда нравилась Мэри Козински. Она бы с удовольствием проводила с ней больше времени. Но сюда добираться слишком долго, к тому же Мэри не жаловала своего сына, Георга, а Ирму считала слабой и безвольной. По словам Амбер, свекровь как-то назвала ее «тряпкой». Ирма не могла не согласиться с этим. Она была рабой своего мужа и никогда не перечила ему. Трижды ей довелось испытать на себе его ярость, причем совершенно ничем не оправданную. Каждый раз Георг затаскивал ее в подвал и со звериной жестокостью бил до потери сознания, а потом бросал там среди аккуратно расставленных кувшинов с маринованными овощами и персиками. Ирма подолгу отлеживалась на земляном полу, вдыхая запах угольной пыли. Обычно муж истязал ее своим широким ремнем, нанося удары пряжкой по спине, груди, бедрам, чтобы не было видно следов побоев. Ирма боялась даже обратиться к доктору, потому что тогда о случившемся узнал бы весь город. Но самым тяжелым было другое: в ту же ночь ей пришлось лечь в постель со своим мучителем. В то время старшей, Амбер, исполнилось пять лет, Руби — два годика. Ирма отдавала себе отчет, что Георг способен так же жестоко истязать и своих детей. Ей оставалось только молиться, ежедневно, ежечасно. Она проливала море слез, но ничего не менялось. Ирма скрывала от детей свои невыносимые страдания, опасаясь гнева Георга, подозревая, что в ярости тот способен даже на убийство. Она не могла рисковать жизнями своих маленьких жемчужинок. Господи, как Ирма любила дочерей! Они были ей намного дороже «кольца царицы», которое приказал найти Георг. Нет, она не будет этого делать, не станет обворовывать умирающую женщину ни для мужа, ни для детей. Ради этого Ирма готова была вынести новые побои.
Она придвинула стул поближе к кровати, чтобы видеть, кто будет входить в дверь, и, взяв свекровь за руку, начала говорить, впервые изливая свою душу. Впрочем, Ирма прекрасно понимала: ничего не изменится, все в ее жизни будет по-прежнему.
Мэри лежала в постели совершенно беспомощная, слушая нежное звучание слов, смысл которых уже не доходил до ее сознания. Она вдруг ощутила на груди страшную тяжесть, стало нечем дышать, потом увидела перед собой Микеля. Позади него сиял яркий золотистый свет, и Мэри не могла разобрать, что он говорит. Микель явно указывал на что-то. Мэри хотела приблизиться к этому яркому свету, чтобы исчезла всякая боль, хотела снова поскакать по степи со своими казаками. Но что-то удерживало ее. Господи, что же она должна сделать, чтобы преодолеть неожиданное препятствие?! Конечно, письма. Микель указывал на пачку писем на ее туалетном столике.
— Письма Руби! — прохрипела Мэри, сделав над собой последнее отчаянное усилие, и в тот же миг душа унеслась навстречу золотистому свету и рукам Микеля.
Ирма вскочила со стула; по ее щекам текли слезы. Перекрестившись, она нежно закрыла глаза свекрови. Нужно побыстрее вызвать священника, иначе Георг никогда не простит ей этого, как не простят его братья и сестры. Ирма много лет безропотно повиновалась другим людям, выполняя любые распоряжения, никогда не думая о себе и даже не помышляя поступать иначе.
Вспомнив о последних словах Мэри Козински, она посмотрела на туалетный столик: письма Руби. Господи, как много! Где же их спрятать? Ей хотелось прочесть все до единого. Может, оставить себе хотя бы одно, то, что лежит сверху? Но сначала нужно спрятать остальные, а также позвать священника. Склонившись к свекрови и перекрестив ее, Ирма с огромным трудом спустилась в холл. Нестерпимая боль пронзала ее ноги, но она ни разу не остановилась, хватаясь, чтобы не упасть, за перила лестницы. Набрав номер телефона приходского священника, Ирма сообщила о смерти Мэри, затем позвонила Георгу. Тот сразу же спросил о кольце.