Он уже собирался устроиться в своем кресле, но Руби игриво погрозила ему пальцем.
— Ты ни о чем не забыл? — она показала на пустой бокал.
— С тебя хватит.
— Возможно, это так, но я хочу еще. С другой стороны, тебе, может, и довольно. Впрочем, все равно. Будь любезен, налей мне проклятого вина и позволь насладиться свадебным ужином. Надеюсь, ты не собираешься превратиться в одного из тех мужей, которые норовят все испортить. Я уже достаточно насмотрелась в своей жизни. Думаю, тебе это известно, — бормотала Руби, допивая остатки шампанского.
Затем она попыталась проткнуть морковку тяжелой серебряной вилкой, но безуспешно, и принялась орудовать суповой ложкой, потешаясь ошарашенным видом сидящего напротив мужа.
— Я сию же минуту сфотографирую тебя, — пригрозил Андрей. — Подумай, как к этому отнесутся наши дети?
— Это еще дело далекого будущего. Я расскажу им правду. А вот что скажешь им ты?
— Ты о чем? — спросил вконец взбешенный Андрей.
— Правда есть правда, — пьяно усмехнулась Руби, покачнувшись на стуле. — Разве это не так, о чем разглагольствует весь корпус морских пехотинцев? Честь, справедливость… о господи, меня тошнит…
— Проклятье! — простонал Андрей, подбегая к жене.
Затащив Руби в ванную комнату, он терпеливо держал ее голову, пока она очищала желудок.
Между приступами рвоты Руби бормотала:
— Я сожалею. Ты не понимаешь. Я так сожалею, но ты просто ничего не понимаешь. — Она присела на корточки, уставившись на Андрея полными слез глазами. — Не думала, что это причиняет такую боль. Я сожалею, действительно, сожалею.
Руби понимала, что говорит много лишнего. Будь у нее хоть немного сил, она непременно убежала бы отсюда и спряталась, чтобы скрыть свой позор.
Андрей поднял жену, положил на постель, затем вернулся в ванную комнату застирать испачканную одежду. Через пару минут он снова склонился над Руби, вытер ее лицо и ласково прошептал:
— Я также сожалею. Мне следовало бы знать, что у тебя на душе. Спи, завтра поговорим. Теперь я понимаю, это необходимо. Я лягу на стуле или на полу, все равно.
Руби пыталась подняться, протягивая к Андрею руки; по ее лицу текли слезы.
— Я хотела… это причиняет такую невыносимую боль, — бессвязно шептала она.
Андрей еще долго сидел на краю постели, убаюкивая жену. Время от времени он касался подбородком волос Руби, вдыхая их чистый сладкий запах. Она казалась такой беззащитной, чем-то напоминала ребенка или щенка. Андрей затруднялся сказать, что он чувствовал по отношению к этой молодой девушке, да, пока еще девушке. Осторожно, стараясь не разбудить, Андрей положил Руби на подушку и поцеловал в щеку. Только сейчас он заметил темные круги у нее под глазами. Господи, какая же она бледная и хрупкая, а этот странный взгляд, не дававший ему покоя весь день… Поцеловав Руби в другую щеку, Андрей укрыл жену мягким розовым одеялом.
Всю ночь напролет он не отходил от ее постели. Каждый раз, когда Руби стонала или начинала метаться, Андрей вскакивал со своего стула, убирая со лба ее волосы и укладывая жену обратно в кровать, успокаивающе поглаживая по плечу. Ему хотелось выяснить, что же произошло на самом деле, и по возможности исправить ошибку.
Когда через окно, словно призрак, проник серый рассвет, Андрей поднялся, собираясь принять душ и переодеться. Если верить часам, оставалось четыре часа до отлета самолета, направлявшегося в Северную Каролину. Один ли он отправится в это путешествие, с нескрываемым беспокойством размышлял Андрей. Ему нужна была Руби, и осознание этого порождало странные чувства. Прежде он никогда ни в ком не нуждался и скорее бы умер, чем признался бы в этом хоть одной живой душе. Морской пехотинец должен полагаться только на себя самого. Андрей знал и понимал это, но ничего не мог с собой поделать.
За три часа до отлета Андрей и Руби уже сидели в столовой отеля. На столе перед ними стоял огромный серебряный кофейник. Руби чувствовала себя просто ужасно.
— Андрей, я искренне сожалею о вчерашнем вечере. Не знаю даже, почему… я так поступила. Я постараюсь загладить свою вину.
Андрей твердой рукой налил кофе и отеческим тоном посоветовал:
— Положи в него побольше сахара и крема. Все будет хорошо.
— Нет, не будет. Почему ты не остановил меня? Почему разрешил напиться? Я ведь ничего не ела. Теперь у меня все болит.
— Поверь, я предпринимал немалые усилия, чтобы остановить тебя, но ты упорно осушала один бокал за другим. Конечно, я мог бы провести апперкот, но это не в моих силах. А вот кое-что нам действительно нужно обсудить. Ты вела себя так, словно наша свадьба была сплошной чередой ошибок. Ты по-прежнему так думаешь? Если это так, мы можем позавтракать, а лотом я отвезу тебя обратно на Монро-стрит. Я не стану возражать против развода. Ты наговорила много странного и непонятного. Но, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.