— Я… гостевать… — А вот смущалась она диво до чего мило. Суровый бородатый таможенник не выдержал и улыбнулся. — Гостить? Не… Смотреть, бродить, играть…
Девица судорожно выдохнула. Потёрла запястья, натягивая манжеты на кисти, и умоляюще вытаращилась.
— Сударыня, вы чего-то намудрили. — Он протянул грубую ладонь и на неё упал медальончик. — Вот, так будет лучше. Пробуйте.
Мужчина поправил артефакт. Такие продавали на каждом телепортационном окне, чтобы прибывающие могли без проблем разговаривать на незнакомом языке. Кто часто путешествует, знает, что шарлатаны обычно не докручивают маховички, и чужестранцы мучаются, пытаясь приспособиться к речи. А надо-то всего лишь сдвинуть пружинку и каплю силы приложить.
— Здравствуйте!— попробовала девушка и улыбнулась. — У меня отпуск, ненадолго. Неделя. Может быть. Театры, выставки, просская баня и веники.
Голос был приятный, мелодичный. Но портило, что она ещё не приноровилась к переводчику и продолжала рубить рваными фразами.
— Правила пребывания в столице знаете? — Он вытащил формуляр: виза на въезд.
— Я знать… — снова запуталась в словах иностранка.
— Тогда вы знать… — Вот до чего же безрукие артефакторы. И речь эта старопросская въедлива до печёнок. — То есть знаете, что сейчас вам необходимо заполнить бумаги, после чего вам выдадут два даоритовых браслета… Такие правила, свою магию чаровники подтверждают в столичном отделении таможни, где с них браслеты снимаются, и уже тогда вы сможете получить гостевую визу.
Правила безопасности Миклош чтил. И считал, что правильно всё, нечего пришлым магикам гулять без контроля. Он вытащил два увесистых кольца. Девушка как-то опечалилась. Потом робко приблизилась к столу и приподняла рукава.
Таможенник всякого повидал на своей работе. И витиеватые руны, и татуировки с кровью драконов, один раз даже кандалы. Но это… Запястья чаровницы были в шрамах. Как раз, похоже, от таких браслетов. Кожа ссохлась и легла неровными складками. Он честно старался не пялиться, но воспитание, вбитое батюшкиным ремнём, сплоховало. Не получалось. Взгляд то и дело возвращался к тонким кистям, выше которых растекался даоритовый узор, что серебрил прожилки затянувшихся ран.
— Всё порядок, — заметив смущение и задержку, успокоила девушка. А Миклош почувствовал, что заливается краской. И не от смущения, а от неправильности. Где это видано, чтобы так издеваться над человеком. Он дёрнулся назад, к картотеке и поочерёдно выдвинул ящики.
— Вот. — Обернулся он, и на стол легли два идеально тонких, изящных браслета. Ему почему-то показалось, что такие могут и не стать напоминаем о бесчинствах, учинённых над чародейской. Она благодарно улыбнулась и защёлкнула замочки.
Он провожал юную, совсем молоденькую иностранку со смесью печали и стыда. Стыдно было за весь род человеческий. И за мужиков особенно. Не знал он, что на такое способны в большей мере женщины.
Глава 2
Демонов переводчик выдавал какую-то несуразицу. Элис сначала подумала, что она настолько безграмотна, что артефакт не может исправить ее косноязычие. Но нет. Он сам был не высшего качества. И обряд со сдвиганием пружинок не помог, как ни старался таможенник.
Она шагала по перрону с чемоданом в одной руке и кофром с метлой в другой. Какого дракона она насовала столько вещей, непонятно. Всё равно тёплой одежды у неё не водилось. И если в Вортише зима была, как затянувшаяся осень, Идаллия показала хорошо утоптанную снежную тропинку к телепортационной арке , то Просская Империя отыгралась, снег был везде. Алисия и не представляла, что так вообще бывает: дороги в снегу, перрон в снегу, фонари и те в снегу. Но она всё равно не жалела, что отправилась именно сюда. Ей хотелось забыться. И пурга с вьюгой этому способствовали.
А забыть… Было что забывать…
Грегори выкрал её с того злосчастного бала. И она ярилась, психовала, грозилась проклясть или благословить, тут уж как попадёт. А противный некромант встал перед ней на колени. Аккуратно взял её руки в свои и, прижавшись лбом к ним, просил прощения. За всё разом. Оптом, так сказать.
За своё молчание. За слова. За действия. Он извинялся, и Элис с каждым словом понимала, что он ни в чём не виноват. Он не тащил её насильно в постель. Она этого хотела так же, как и он. Он не скрывал, что в городе не всё спокойно, ей было не до этого. Правда, вот со словами он погорячился. Это да.
Но отчего же так мерзко осознавать, что она всё равно злилась. На него. За то, что не стал для неё тем самым принцем на драконе, не спас от сумасшедшей женщины, не вытряхнул из демона душу. Она не понимала. Просто опустилась на пол возле него и разревелась. От обиды, от отчаяния, от этих, мать их, шрамов на запястьях, что навеки остались напоминанием о произошедшем. И он баюкал её в своих руках, обещал, что такое не повторится, что всегда будет рядом. Целовал, украшенные серебряными нитками даоритовых рубцов, руки. Но не признавался. Не говорил, что она ему нужна, что она нечто большее для него, чем одна ночь в охотничьем домике…