— Вы смеетесь?
— Нет. Просто мы, доктора, обременены теоретическими знаниями, но каким-то необъяснимым образом все может произойти не так. Поэтому женщины вашего склада откуда-то черпают силы. Есть случаи, я тому свидетель, что беременность прекрасно избавляет женщину от операции. Опухоль рассасывается, вероятно потому, что вся энергия организма бросается на поддержание новой жизни. Имейте в виду.
Так вот что за шов на животе у Агнес! Вот почему, как выразился Траппер, от нее не пахнет женщиной! Значит, он не так уж и ошибался, когда произносил те жестокие слова об Агнес?
Натали с трудом ворочала языком, прощаясь с доктором, и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Ей хотелось скорее на солнце, на воздух, на свободу. Оставить все то, что она узнала, здесь, пусть ее страхи и новоявленный узелок запутаются в морских водорослях и их смоет морской водой!
Она побежала от клиники так, будто собиралась добежать до Сан-Франциско.
Глава двенадцатая
Приятная беседа с Джонни Уокером
Возле дома остановился мотоцикл. Это приехал почтальон, догадался Бьорн и вышел на крыльцо.
— Приветствую вас! — Мужчина в поношенной темной форме помахал рукой.
— Привет, Пер. Чем порадуешь?
— Не мне судить, но вам письмо из столицы.
— Давай его сюда.
Почтальон протянул конверт.
Организация «Женщины Швеции». Наверное, Карола воспользовалась фирменным конвертом, предположил Бьорн. Кажется, в создании ее фирмы участвовала и эта организация.
Он сунул письмо в карман, взял газеты и предложил почтальону:
— Хочешь пива?
— О нет, на службе не рискую. Благодарю. — И Пер укатил, поднимая на дороге столб пыли.
Бьорн лениво вошел в дом, потом без всякого желания открыл конверт.
Это не от Каролы, понял он, пробежав глазами письмо. Это письмо из прошлого.
Билось ли его сердце в предощущении перемен?
Оно, может быть, и билось, но не во всяком состоянии способен человек уловить это биение.
Двадцатилетие Марша мира. Париж. Она наверняка приедет.
Потом Бьорн внимательно изучил письмо, от буквы до буквы. Организация «Женщины Швеции» по просьбе американских коллег приглашает его, как участника Марша мира, принять участие во встрече по случаю двадцатилетия события. Все расходы берет на себя приглашающая сторона. Встреча состоится в Париже в начале июня и продлится шесть дней.
Бьорн позволил письму упасть на пол и откинулся на спинку кресла. Неужели ему дается еще один шанс?
Шанс? Но для чего?
Неужели ты всерьез полагаешь, говорил он себе, что Натали Даре все эти два десятка лет только и делала, что думала о тебе? Она наверняка замужем, да и ее дочь Мира вполне созрела для такого шага.
Но что-то внутри трепетало и говорило, что есть, есть у Бьорна шанс — увидеть Натали Даре еще раз. Увидеть и освободиться от наваждения, от той муки, в которую она ввергала его все эти годы.
Смешно сказать, да он никогда никому и не скажет, что всякую женщину с тех пор сравнивал с ней. Он уверял себя, что то была игра молодых тел, сама атмосфера нереальная, фантастическая — любовь в палатке, в Булонском лесу, в Париже. Пахло цветущими каштанами, во рту был вкус мартини…
Невозможно вернуть то чувство, то состояние, не вернув все, абсолютно все элементы. Потому-то нельзя вернуть прошлое.
В Париже с тех пор Бьорн не был. В Англии бывал по делам и не раз испытывал желание оттуда поехать в Париж. У него было для этого все — и время, и деньги. Но, спрашивал Бьорн себя, что я увижу там кроме того, что видит каждый турист? Соборы, дворцы, сады и парки… Там не будет Натали Даре.
Как нет ее в его жизни, потому что если бы она осталась в ней, то дала бы о себе знать… Как-то… Когда-то…
Да, он не простился с ней из-за беды, произошедшей с Лоттой. Но ведь он сказал Бернару, что уезжает из-за сестры.
А когда началась шумиха вокруг Миры, мог ли он присоединиться к общему хору? Конечно нет. Если Натали родила ребенка, значит, ей было от кого. И он, Бьорн Торнберг, ей совершенно не нужен.
— Поехать в Париж. Увидеть и освободиться, — сказал он себе.
Бьорн поднялся и пошел в кухню. Вынул бутылку любимого виски «Джонни Докер» и налил рюмку. Он называл это «поговорить с умным человеком».
— Ну, давай, Джонни, — Бьорн поднял рюмку, — раскрой мне тайну американской женской души. Ты много прошел дорог и многих повидал женщин…
Бьорн опрокинул рюмку и бросил в рот соленый арахис.
Джонни Докер молчал, но душу согревал.
— Значит, не хочешь раскрыть секрет, да?
Та ночь в Булонском лесу была звездной, небесные светила горели так же ясно, как их глаза, когда они уже отдохнули от страстных объятий и смотрели в открытый вход в палатку. Синий тент на входе колебался под ветром, они слышали смех и возню в других палатках — жаркое лето и жаркая любовь.