«Властолюбие и стяжательство — две главные проблемы в жизни современной Церкви, два препятствия на пути людей, приходящих в храм, так что многие из них соблазняются и уходят, не находя сил двигаться дальше». Слова эти сказаны православным священником в 21 веке. В веке 12 — то же самое. Только уйти — некуда.
Это общая проблема всей христианской истории. У иудеев, мусульман, части протестантов — священник ставится общиной. И ей же изгоняется. Поэтому обе стороны вынуждены находить «баланс интересов». В тех же конфессиях, где «святой отец» — назначенец «сверху»… о неприятии русским народом всякого рода «лиц начальствующих» я уже говорил.
Православный священник не может отказать в исполнении треб даже и при полном отсутствии вознаграждения. Ибо «окормление паствы» — есть его долг пастыря. Равно как и получатель этой услуги не может не пожертвовать церкви столь много, сколь позволяет его вера и материальное благополучие. Пока ожидания обеих сторон в отношении суммы совпадают — все довольны. Но так бывает очень редко. В реале кормящиеся околоцерковные «сомнища» проявляют обычное наше российское хамство, поддержанное верой в приближённость свою к начальству. К самому главному начальнику во Вселенной — к ГБ.
Смиренная просьба о представившейся мирянину возможности поспособствовать добрым делам, внеся любую посильную лепту в храм божий, сменяется наглым попрошайничеством, мелочной торговлишкой да унтер-офицерскими окриками.
Одно из самых ярких собственных впечатлений по этой теме — Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь. «Четвёртый земной удел Пресвятой Богородицы». Как-то занесло меня в те края, присел я на лавочку и понаблюдал картиночку.
Молодая, просто — юная пара с новорождённым младенцем на руках, собралась, было, поклониться и приложиться. Но тут выскочила одна из монастырских прислужниц и наехала на молоденькую мамашку:
— Отдай дитё мужу да пошли полы в храме мыть.
— Да как же ж… Да ребёнок-то маленький, ещё и головку не держит…
— Ничего. Вот тебе платок на голову, другой — на пояс, швабра. Вперёд.
— Сыночек плакать будет. Его кормить скоро.
— Давай-давай. Преподобный Серафим, коли надобно будет, и успокоит дитятю, и напитает. За труды твои праведные во храме его.
Девчушка, заматываясь платками и подталкиваемая этим «омоновцем от святыни», постоянно оглядывалась на своего столь же юного, явно ещё никогда в жизни не брившегося, мужа, беспомощно замершего с младенцем на руках. Потом мы вместе с этим парнем искали в коляске бутылочку, соску, качали младенца…
Сказано в Писании: «Не судите о господах по слугам их». А почему же ещё судить? Как-то вспоминается Владимир Ильич: «Правящая партия всегда становится желанной целью для разного рода карьеристов, проходимцев и мошенников».
В средневековье духовенство — второе, после наследственной аристократии, высшее сословие. Естественно, смотри выше Ленина. В этом, 12 веке, в «Святой Руси» на общие закономерности типа «желанная цель проходимцев и мошенников», накладываются дополнительные проблемы. Основной корпус священничества формируется из греков, причём, в большой степени, высланных из Византии за различные проступки.
Вот с такими размышлениями я вступил на подворье покойного Степана Кудри, куда меня привёл Хрысь. Недоумение моё по поводу:
— А чего это этот Гена на вдовьем дворе встал? разрешилось даже без озвучивания. Женское повизгивание:
— Ой, да што ж ты делаешь! Ой, да больно жмёшь же! в сопровождении урчащего мужского баса:
— Ни чё, дурёха. Стой спокойно. Сейчас я тя… достаточно однозначно описывали ситуацию и место её проявление — курятник. Два мужика и мальчишка лет 10–12 сидели на завалинке во дворе, флегматично прислушивались к дамскому визгу и ковыряли в зубах. Видимо, здесь и на завтрак дают мясо.
В курятнике меня ожидала предсказуемая картина: одна из вдов сыновей Кудри была переброшена животом через загородку и прижата к ней. Сзади к ней плотно пристраивался невысокий, но весьма широкий и брюхастый черноволосый и чернобородый мужик в длиннополой одежде. Брюхо ему мешало, он всё пытался посильнее ухватить даму за ягодицы и бока, от чего, собственно и происходил услышанный мною визг, и задрать ей подол повыше. А также — ещё дальше наклонить её для удобства размещения своего выпирающего живота, но жерди загородки ограничивали свободу наклонения и перемещений дамы.