«Ох, вот он — моя деточка!.. Кровь моя родная…»
Она сразу узнала сына, он оказался похожим и на старшего брата и на отца.
На следующий день Александра Родионовна и Николай пришли ко мне домой. Мать словно светилась счастьем, которое наконец вернулось к ней. У меня мелькнула мысль — вот живой классический образ счастливой матери, который порой долго ищут кинорежиссеры для своих героинь. Чудная женщина, мудрая, скромная, полная достоинства. Еще красивая в свои семьдесят пять лет. Столько горя выпало на ее долю, но она сохранила живое чувство юмора, способность молодо радоваться. С лукавством рассказала о том, как Двадцать лет назад к ней сватался вдовец, и тогда она ему ответила: «Не выйду замуж, пока обоих сынов не найду».
— А теперь я такая счастливая, хоть сейчас свадьбу играй, да только не знаю, тот вдовец живой ли?
Мы расстались, и в тот же вечер Александра Родионовна с Николаем уехали вместе в Новозыбков».
Из письма Перевозкиной А. Р.
«…Слушала вас по радио, мне казалось, что я как будто была с вами рядом, и сейчас, когда я немного успокоилась, так хотелось с вами говорить и говорить.
Только теперь я пришла в себя от всего пережитого. Встречала Валерия и Виктора Максимовича Рудника. Вокзал был переполнен людьми, я как будто в каком-то сне. Не чувствовала земли, по которой шли мои ноги. Горком партии и горисполком сделали все возможное для встречи моих детей, я очень благодарна им за такое внимание к простому человеку.
Когда стал приближаться поезд, то стоявшие на площадке проводники стали показывать, где мой сын: проводник первого вагона указал на второй, проводник второго — на третий, а проводник третьего вагона поднял флажок над головой, да так и остался до остановки поезда. Толпа хлынула к поезду, и нас оттеснили. Когда Валерий сошел с поезда, то не знаю, какая сила его потянула ко мне, ведь кругом было много народу, и он никуда не пошел, а бросился на шею ко мне и сильно заплакал, только говорил «дрога мамуся». Я не могу вам передать, как дороги были эти первые слова для меня! Коля стоял рядом, и Валерий, взглянув на него, обнял, расцеловал, а сам только и говорил «дроги мой брат», это была встреча горя и радости всей семьи… Домой приехали вместе, и за все три недели пребывания он от меня не отошел ни на минуту. Ему так понравилось здесь, что он с неохотой уезжал. Сходство его с отцом поразительно и в характере и в поведении. Брат мой родной и он настолько похожи, что никакая экспертиза не нужна. Настолько мы все счастливы, что я теперь согласна жить хоть два века, только чтобы видеть сыновей…»
ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ
У нас дома давно существует термин: «незнакомые гости». Так назвали себя однажды ребята, придя ко мне домой: «Здрастье, мы ваши «незнакомые гости».
Теперь это выражение относится не только к детям. Александра Родионовна Перевозкина, которой мы нашли двух сыновей, Инна Кузнецова и ее мать, встретившиеся через двадцать пять лет благодаря передаче «Найти человека», и многие-многие другие — вот кто теперь мои «незнакомые гости». Они приходят взволнованные, еще не привыкшие к своему счастью. Матери обычно так смотрят на своих найденных взрослых детей, словно боятся, как бы те опять не исчезли.
Как-то кинохроника решила снять такую встречу у меня дома. Оператор установил камеру, все подготовил в большой комнате, где он собирался запечатлеть волнующий момент.
Но Волнующий момент произошел как раз не в большой комнате, а в маленькой передней, у самой двери. Слезы радости, объятья, горячее выражение чувств, к огорчению оператора, в кадр-то и не попали!
«Очень, очень прошу, если можно, помогите Ксении Александровне Никитиной. Всю ее большую семью разрушила проклятая война. Муж и дочь погибли под Ленинградом, в битве с фашистами. Ксения Александровна, беременная, бежала из Шлиссельбурга с тремя мальчиками, сыновьями. Когда она добралась до станции Жихаревка, началась бомбежка. Мать потеряла сознание. А пришла в себя — детей уже не было. Ей сказали, что их эвакуировали в Кировскую область. Мать поехала в Киров, там узнала, что эшелон отправлен в Ярославль. Она поехала в Ярославль. Но увы, и там детей не было. А потом болезнь, роды и смерть последнего ребенка… Сейчас Ксения Александровна живет в нашем городе со своим страданием и горем неутешным».
Прислала мне это письмо не сама Никитина, а совсем другая женщина, прикованная к постели, — Евдокия Васильевна Ярыгина. Она тоже пострадала во время войны, но не замкнулась в своих горестях. Ее волнует чужая судьба.
Замечательное совпадение! В один день пришло в Радиокомитет два письма. Одно от Кириллова Виктора Ивановича. Он ищет младшую сестру, эвакуированную из Ленинграда с детским домом. Второе письмо от Людмилы Ивановны Кирилловой. Она пишет: «В памяти моей сохранилось имя мальчика «Витя». Какое отношение он имеет ко мне, не знаю».
Не надо было долго думать, чтобы понять, — сошлись письма брата и сестры, которые ищут друг друга. Если бы почаще были такие совпадения! Пока это единственный случай!
_____Елизавета Титова просила найти ее сестру Марину. Очень скоро пришел отклик от Марины Титовой, из Свердловской области. Елизавета обрадовалась; предполагаемые сестры стали переписываться, собирались встретиться.
Но тут пришел второй отклик, от Марины Кротовой, урожденной Титовой, утверждавшей, что она и есть «Лизочкина сестра». Лиза была озадачена, однако стала переписываться и с ней. Но раньше, чем что-либо выяснилось, пришло письмо из Крыма, еще от одной Марины Титовой.
Переписка с Маринами все расширялась, но когда я позвонила Лизе в Харьков, чтобы выяснить, какая же Марина оказалась ее сестрой, она ответила со вздохом:
— Ни одна из них мне не сестра. Такое уж у меня счастье…
«Лизочкино счастье» — была такая детская книжка. Вспомнила я о ней после разговора с Лизой Титовой. В детстве мне очень хотелось получить эту книжку, но когда мне ее подарили, она принесла мне одно горе.
Приближался день моего рождения, и знакомые спрашивали мою мать:
— Подскажите, что подарить вашей дочке? Мама, как и все в таких случаях, отвечала:
— Спасибо, ничего не надо дарить. — И добавляла: —Ну, если только «Лизочкино счастье»—она мечтает об этой книге.
И в день, когда мне исполнилось семь лет, почти все гости принесли мне в подарок «Лизочкино счастье». Первой книжке я очень обрадовалась, второй — меньше, потом растерялась, а получив пятую, расплакалась.
ГЮГО: «ВОЙНУ К ПОЗОРНОМУ СТОЛБУ»Был теплый парижский октябрь. Оживленный, шумный. Я шла вдоль Сены по зеленому скверу. Посреди песчаной дорожки так прочно застыла целующаяся пара, что я чуть не приняла ее за статую влюбленных. Но это были живые девушка и юноша, поглощенные друг другом, отгороженные своей любовью от всего мира. Прохожие бережно обходили их, как будто боялись толкнуть и разбить это живое изваяние. В конце сада я подошла к узкой лестнице, ведущей вниз. Спустилась к памятнику, недавно построенному вблизи Нотр-Дам, и очутилась на открытой каменной площадке, почти висящей над Сеной. На одном краю этого каменного выступа возвышалась железная решетка, она чернела на фоне воды и неба, как символ тюрьмы. Сразу создавалось ощущение, что находишься во дворе концлагеря. Исчез живой Париж с его шумом, с его влюбленными. Все словно застыло, замерло.