Доктор.
Тардис лежит на боку, наполовину зарывшись в серый песок. И в памяти против воли бьется безнадежное, безжалостно-горькое - "Дай ей умереть. Годы будут идти, и о Тардис забудут..."
Она не помнит, как преодолевает последние несколько десятков футов до нее. Помнит только знакомую деревянную дверь и холод металлической ручки под пальцами. А потом дыхание перехватывает, и она замирает на пороге, неверяще глядя на то, что осталось от знакомой обстановки.
В Тардис почти ничего не видно из-за кружащихся в воздухе хлопьев гари, горло забивает горький, едкий дым. Дым - его здесь много, очень много. Он сочится из-под покореженной, разбитой консоли, вытекает черными жутковатыми змейками откуда-то из-под пола, закручивается небольшими вихрями вокруг обрушенных кусков обивки.
Она прижимает ладонь к лицу, давя крик, и с ужасом смотрит на то, что осталось от... От... От дома. Ее - их - дома. Тардис... Его Тардис. ИХ Тардис. Спокойная, безопасная, уютная... Надежная. Что с ней случилось? Что случилось с НИМ?
Тардис кажется намного больше, чем она помнит - нет ничего, напоминающего уютный и немного аскетичный интерьер. Вместо золотистых, похожих на стебли диковинных растений, опор - витые колонны темного золота и мрамора, уходящие куда-то в неразличимую высоту...
Уходившие. Когда-то. Теперь от всего этого великолепия - лишь мраморная крошка и зловещие пятна гари. Роза закрывает нос и рот натянутым на ладонь рукавом свитера, но это не слишком помогает. Дым пробивается сквозь ткань, лезет в горло, разъедает глаза. В душной полумгле кое-где мелькают затухающие огоньки пламени - и все. Нет ни привычного мерного гула, ни мерцания консоли, ни упругого подрагивания палубы. Только дым, только обломки стен, аппаратуры и еще Бог знает чего. Трудно представить, что кто-то мог остаться живым в этих руинах.
В Тардис нестерпимо пахнет смертью.
Пошатнувшись, она медленно, словно во сне, делает шаг вперед - нога соскальзывает по наклонной палубе - и, не веря себе, входит в корабль. Голос, звавший ее, требовавший, умолявший, почти затих, но она все еще чувствует, куда ей нужно идти. Она осторожно обходит покореженную консоль.
И задыхается от ужаса.
Он лежит на боку, неловко подогнув под себя одну руку и вытянув вторую в беспомощном, пугающе-неудобном жесте. Сознание хватается за эту руку, за пальцы, неосознанно цепляющиеся за какой-то неопознаваемый обломок. И Роза смотрит - смотрит на эту руку, на пальцы, привычно-знакомые, надежные, смотрит, не в силах отвести взгляд и отрешиться от острого чувства неправильности.
Проходит несколько секунд - минут? Вечность? - прежде чем она понимает: это не он. Это не тот Доктор, который тянул к ней руку, когда Пустота жадно тащила ее к себе. Не тот, кто сжег солнце, чтобы не-сказать то, что они оба знали. Не тот. Другой.
Знакомый. Привычный. Родной. Надежно смыкающиеся в замок пальцы, широкая улыбка и смешные уши. "Сегодня все выживут, Роза!"
Все это время она боялась, что опоздает. Но она никогда не думала, что может прийти слишком рано.
Он кажется измученным и не похожим на себя - ни на того себя, что когда-то спас ее в подвале универмага, ни на того себя, что оставил ее когда-то на холодном берегу Дарлик Ульф Странде. Странная, непривычная одежда. Дурацкий пиджак, похожий на старинный камзол - или, скорее, на ошметки старинного камзола. Один рукав оторван почти до плеча, от него остался только обугленный болтающийся клок, второй разодран чем-то острым, и уже задубел от побуревшей, пугающе-настоящей крови. Пальцы, вцепившиеся в обломок обшивки. Нелепая поза. Две тонкие темные струйки, тянущиеся по запрокинутому лицу из ноздрей.
"Могло быть и хуже, но эти уши!.."
Вот, значит, как все было...
Он выглядит так, словно побывал в битве. Словно он УМЕР в битве. Что случилось с ним? Она смотрит на кровь, запекшуюся на лице, и горло перехватывает, словно удушьем. Только вот это - не удушье. Это было. Это с ним уже было - когда-то, еще до того, как они встретились. Это было - это было - это...