Большее из того, что было им отпущено.
Некоторые вещи нельзя понять. Только почувствовать. Ей не нужно объяснять, что она должна сделать. Глаза застилает знакомое золотое сияние, практически без усилий с ее стороны, и она вновь слышит музыку - пение, которое слышала наяву лишь однажды... И которое вновь и вновь возвращается к ней во снах. Странно было бы думать, что можно забрать то, что стало твоей сутью, твоей душой, твоей кровью. Ей понадобилось почти три года, чтобы понять это. Доктор... Знал ли он?
Роза с усилием переворачивает тяжелое неподвижное тело. Он не противится и не помогает чужим рукам, голова безвольно перекатывается по полу. Он не шевелится, когда губы девушки касаются его губ, обжигая принадлежащим не ей огнем, возвращая то, что однажды было так щедро ей отдано. Едва заметное, почти неощутимое прикосновение - скорее прощание, нежели поцелуй. Ей не нужно вспоминать, что именно говорил он, забирая силу и давая взамен - жизнь. Ей не нужно объяснять, как поделиться той силой, что однажды и навсегда поселилась внутри нее.
И там, где под тонким слоем костей и мышц почти замерли два измученных сердца, наконец вспыхивает и начинает медленно разгораться крошечная золотая искра. И, так же медленно, пока еще неуверенно, разгорается пламя под затихшей, изуродованной консолью.
...А потом слепящий жар уходит, оставляя после себя пустоту и боль в груди, заставляя давиться неосознанными, сухими рыданиями. Она выпрямляется, закрывая глаза и пытаясь восстановить прерванное дыхание. А когда наконец открывает глаза...
Он лежит все в той же позе, и, казалось бы, ничего не изменилось... Но больше он не напоминает умирающую бабочку со сломанными руками-крыльями. Он спит, до боли напоминая себя почти год спустя, и на лицо постепенно возвращаются краски. Роза, не в силах бороться с собой, вновь наклоняется к его губам и несколько минут сидит с закрытыми глазами, чувствуя у самого уха размеренное, спокойное дыхание - лишь ненамного более прохладное, чем у людей.
Он будет жить.
Роза медленно выпрямляется, достает телефон и включает интернет. Загружает страницу новостей и долго смотрит на дату. Чуть меньше суток до дня, когда в подвале Генрикса ушастый тип в кожанке схватил ее за руку и сказал "беги". Чуть меньше суток до дня, когда началась ее жизнь. Горло сдавливает от подступающих слез. За все надо платить... И она никогда - ни тогда, ни сейчас - не считала, что цена слишком велика.
Она выключает телефон. Осторожно проводит пальцами по консоли, чувствуя, как где-то глубоко внутри пульсирует еще слабое, чуть было не погасшее навсегда, пламя. Тардис... Тардис, машина, которая совсем не машина, ее прошлое, ее будущее. Верный друг, пытавшийся спасти своего Доктора. Это она позвала ее сюда - теперь Роза не сомневалась в этом. Сквозь пространство, сквозь время, сквозь границы миров докричалась до единственной, кто мог услышать. Кто мог спасти. Неважно, что Розы - той Розы, что переписывала историю, создавая себя из золотого тумана и рваной вязи букв - еще не существует. Что значит время для той, что была - и остается - Злым Волком?
Девушка в кожаной сиреневой куртке отворачивается от консоли, вновь глядя на знакомое, родное лицо. Как странно... Он еще не видел этого своего лица. Она - больше уже не увидит. Нестерпимо хочется отменить будущее. Переписать одним властным движением руки. Не позволить ему уйти так рано, не позволить ему - другому, тому, ради кого она пришла - отпустить ее, оставить там, где есть существование, но нет жизни.
Она протягивает руку - почти касаясь лица, но так и не дотрагиваясь. Пальцы щекочет теплое дыхание.
Через день у девочки-продавщицы в розовой кофточке начнется новая жизнь. И труднее всего - не завидовать. Той себе, для которой впереди еще целая жизнь, которая еще не знает, что сказки имеют обыкновение заканчиваться.
Роза поднимается и, не оглядываясь, выходит из Тардис. Она обязательно найдет своего Доктора. Она НАШЛА своего Доктора.
Ночь вступала в свои права. Для продавщицы из Генрикса начиналась ее сказка.
У Розы Тайлер, сотрудницы Торчвуда, впереди был долгий путь.