«Господа, настоящая моя фамилия де Вьеро. Граф Эдуард де Вьеро... Португалец, инженер-гидрограф», — готовясь к встрече, упрямо повторял он про себя.
...Старший лейтенант Сафронов об этом ничего не знал, но с каждой новой беседой с сослуживцами Деверева с людьми, которые участвовали в операции, убеждался том, что тот намеренно сбежал к врагу. Напрасно его искали несколько дней на льду залива. Никаких следов не находили. Деверев умышленно не согласовал действия с артиллеристами, которые должны были прикрыть разведгруппу при захвате «языка». Отсутствие корректировщика выяснилось в самую последнюю минуту, когда уже часть группы вышла на исходный рубеж и ждала артиллерийского налета на позиции гитлеровцев. За обеспечение связью отвечал старший лейтенант Таран, которого Деверев послал в штаб доложить об отсутствии корректировщика-артиллериста. Командование бригады после отмены операции приказало Девереву вместе с разведгруппой прибыть в расположение. Деверев этот приказ не выполнил.
Все эти аргументы Сафронов приводил начальнику отдела «Смерш» бригады.
Майор слушал старшего лейтенанта в землянке, расположенной поблизости от переднего края. От нее рукой было подать и до залива. Сафронов сам ходил ночью по пути движения группы с людьми, которые были у Деверева, и ничего там не обнаружил.
— Что еще удалось выяснить? — спросил майор.
— Объяснения сослуживцев Деверева подтверждают выводы о предательстве.
— А именно?
— Индивидуалист, замкнут, с людьми общался неохотно. В блиндаже просиживал целые дни. Чрезмерно труслив. Допускал пораженческие высказывания...
— Все?
— Нет, не все. Свидетель Иванчишин показал: «Заблудиться Деверев не мог. При нем были компас и карта. Он бывший штурман, неплохо ориентировался, тем более что ночь была светлая. Я полагаю, что, выйдя на залив, Деверев отослал от себя всех бойцов. Остался только со связным с целью осуществления заранее обдуманного плана. Он трус, и если бы не эта цель, то вдвоем по заливу никогда бы не пошел. Собирать связистов не входило в его обязанности. Это мог сделать не только связист, но и командир разведки лейтенант Кругликов. Но всех их Деверев отсылал подальше от себя». Сослуживец Деверева на корабле Василец сам пришел ко мне и рассказал, что ему пришлось с ним служить вместе. Он его недолюбливал за барское, пренебрежительное отношение к товарищам по службе и ко всем живущим на земле, кроме немцев и португальцев.
— Немцы — ясно. А при чем здесь португальцы?
— Это еще надо выяснить, товарищ майор. Да... Я Васильца не допрашивал, а так, на всякий случай, кое-что записал для характеристики личности. Так вот, — посматривая в блокнот, говорил Сафронов, — поведение Деверева всегда соответствовало его настроению. Он всегда ко всему был равнодушен. По судну ходил так, как будто находился в гостях. Смотрел только на горизонт. На вахте из рулевой рубки не высовывался, а на стоянках к нему приходила одна женщина, замужняя, как говорил он. Если его знакомая не появлялась, стремился ускользнуть в город, где азартно играл в «очко» на деньги.
— Эту знакомую нашли?
— Пока не удалось, а вот с ее подругой поговорили. Она рассказала о романе Веры Петровны — женщины, которая приходила на стоянках к Девереву. Выходит, что познакомилась она с ним в тысяча девятьсот тридцать восьмом году где-то на юге. Одним словом, курортный роман. В то время Деверев был студентом-гидрографом. Вера Петровна была замужем, но привязалась к нему. У женщин это бывает, — заметил Сафронов.
— А у мужчин не бывает? — хмыкнул майор.
— Не встречал таких.
— Защищаешь мужиков. Ну ладно...
— Интересно, товарищ майор, то, что они встречались в сорок первом и сорок втором годах, в самое тяжелое, голодное время в Ленинграде. Вера Петровна болела. Он сочувствовал ей на словах, рассказывал о своем пайке, а помочь не удосужился. Больную внимательно опекал муж. А он, между прочим, догадывался, и не без основания, о том, что его блудливая супруга давно погуливала с этим... И тем не менее муж пришел на помощь, отдавая ей все, что мог, и этим спас ей жизнь. Вот они какие бывают, мужики...
Майор внимательно слушал доклад оперуполномоченного, но у него так и не складывалось определенного мнения о предательстве Деверева. Прямых доказательств того, что со связным перешел на сторону врага, не было. Все то, что удалось собрать Сафронову, характеризовало Деверева не с лучшей стороны, но этого было мало.