Григорий и Нина по узкому длинному пирсу направились в город, по дороге обсуждая планы на вечер. Проходя мимо стоянки автомашин, Нина показала на заезженный «Запорожец» оранжевого цвета.
— Транспорт радиста. А мы с тобой, милый доктор, пешком...
— Не люблю автомашин.
— Ты не от мира сего. Один-единственный такой на всей планете. Ну ладно, что мне привез?
— Самого себя и еще кое-что в придачу. Все здесь, — показал Григорий «дипломат».
Автобусом они доехали до гостиницы «Бригантина», поднялись в лифте на третий этаж, зашли в номер. Аринин положил «дипломат» на стол, открыл его и достал из него флакон французских духов, другую парфюмерию, чулки в целлофановой упаковке, баночку кофе, толстую плитку шоколада, кульки со сладостями. Все это Григорий выкладывал на стол, не видя разочарованного взгляда Нины.
— Спасибо, особенно за чулки. Но ты ничего не замечаешь.
— Рассеянный с улицы Бассейной, — улыбнулся Григорий.
— Мне уже стыдно ходить в старых джинсах. Им сто лет в обед. Мечтаю о вельветовых джинсах песочного цвета и светленькой кожаной курточке под цвет джинсов. Забыл? У одной меня нет, — продолжала Нина. — У супружницы радиста всего этого барахла навалом, она раскатывает на своем драндулете по городу. А ты, врач, ездишь на автобусе. Когда я тебя научу жить?
Аринину не по душе был этот разговор в первые часы после рейса. Он ожидал услышать от Нины другое...
— Гриша, я тебе заплачу, только привези джинсы и кожаную курточку. Я прошу тебя.
— И много у тебя денег?
— Сколько нужно, столько и дам. Я могу достать и валюту.
— Что же ты мне раньше не сказала?
— О валюте? — оживилась Нина.
— Конечно! Идея...
— Ты же знаешь, я каждый день вожу экскурсии иностранных моряков...
— И берешь с них плату? Наличными?..
— Что ты! Они сами мне иногда предлагают.
Аринин отстранил от себя девушку, помолчал с минуту.
— Видишь ли, Нина, — сказал он, глядя в окно. — С рейса я. Устал... Мне б отдохнуть...
— Ты меня гонишь? — изумилась Шаталова. Она даже не успела оскорбиться.
— Не гоню, но...
Нина стояла в растерянности. На миг мелькнула виноватая улыбка. Она протянула руки, попыталась обнять Григория, но он резко откинулся на спинку кресла.
— Не надо.
— Ну что же, — с чувством оскорбленного достоинства проговорила Нина. — Можешь пойти в милицию или еще куда-нибудь и заявить на меня. Получишь удовлетворение, когда меня выставят из «Интерклуба».
— Тебе надо самой оттуда уходить. Лучше будет для тебя.
— Куда прикажешь?
— Да хотя бы... санитаркой в городскую больницу. Очень полезная работа. Кстати, вакансий хоть отбавляй.
— К твоему сведению, — резко оборвала она его, — я закончила институт, по профессии — преподаватель, а не санитарка.
— Я знаю.
— А если знаешь, то ты оскорбляешь меня.
— С каких это пор работа санитаркой стала оскорблением?..
Нина схватила свою сумку, лежавшую на столе рядом с раскрытым «дипломатом» и подарками, и со слезами выбежала из номера.
Шаталова уже давно заметила, как на нее во время экскурсий засматривается итальянский моряк по имени Марчелло Рамони, с теплохода «Амалия», не раз даривший ей губную помаду, духи и чулки. Он назначал ей свидания, однако Нина уклонялась от них. После размолвки с Григорием она посчитала, что ее больше ничто не удерживает от встреч наедине с итальянцем, хотя, в общем-то, она и не испытывала в этом особого желания. Просто ей хотелось отомстить Аринину, без промедления показать, что она прекрасно может обойтись без него.
11
«Бейсуг» ушел в очередной рейс, а через день «Амалия» швартовалась в Новочерноморском порту.
...Нина и Марчелло долго гуляли в укромных местах приморского парка и, казалось, обо всем переговорили. Она все время сбрасывала его руку со своего плеча, предупреждая вольности иностранца. Марчелло на какое-то время успокаивался, а потом все повторялось. Нина опасалась, что в парке встретятся знакомые, увидят ее с не в меру темпераментным спутником, и пойдут разговоры... Она предложила пойти в кино. Марчелло охотно согласился.
Из парка они поспешили к ближайшему кинотеатру. До начала сеанса оставались считанные минуты. Ни Нина, ни Марчелло не знали, что им предстоит смотреть. От долгого хождения у Нины гудели ноги. Она не могла дождаться момента, когда можно будет снять туфли на высоких шпильках и протянуть ноги под переднее сиденье.
Вспыхнул экран, побежали первые кадры. Фильм был о войне. Марчелло не знал русского языка, а Нина не могла переводить, чтобы не мешать рядом сидевшим зрителям.