37
Чукрин прочитал вывеску на здании управления КГБ, и его взяла оторопь. Не сразу решился он подняться вверх по ступенькам и обратиться к дежурному. Прошел мимо. Со второго захода, вздохнув, переступил порог.
— Вы к кому? — спросил прапорщик.
— Не знаю. К кому направите...
Его принял полковник Шахтанин.
— Присаживайтесь, — показал Николай Васильевич на стул, заметив, как у Чукрина дрожали руки.
Валера присел. Чувствовал он себя крайне неудобно, часто и тяжело дышал от волнения, не знал, куда деть руки.
— Я вас слушаю, — сказал полковник.
— Я с «Бейсуга». Чукрин.
— Знакомая фамилия.
— Не знаю, с чего начать... Наверное, слышали о провокации, которую мне подстроили в иностранном порту?
— Приходилось. По долгу службы.
Николай Васильевич снял трубку, набрал номер.
— Андрей Иванович, зайдите ко мне.
В кабинет вошел майор Евдокимов.
— Садись, Андрей Иванович, вместе побеседуем с Чукриным, радистом с танкера «Бейсуг». Вы продолжайте, — обратился он к задумавшемуся посетителю.
Валера потер пальцами лоб, некоторое время молчал. Ему хотелось выглядеть бодрее, но естественной бодрости не получалось.
— Натворил я глупостей, наломал дров, пришел рассказать. В общем, так... Хотели меня прибрать к рукам, заставить работать на них, но не на того нарвались. Ничего у них не вышло.
Видя нерешительность Чукрина, ходившего вокруг да около, полковник раскрыл какую-то книжку, лежавшую на столе.
— Раз вы пришли, то рассказывайте мне по-честному. А перед этим я зачитаю вам пункт «б» статьи шестьдесят четвертой Уголовного кодекса РСФСР, чтобы перед вами был ориентир, по направлению которого следует идти. Глядишь, он поможет выбраться из дебрей, в которых вы оказались. «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».
Полковник закрыл книжку, отодвинул ее.
— Вам ясно содержание этой статьи? — спросил он.
— Ясно. Я ничего против нашего государства не делал.
— Вас вербовали?
— Пытались.
— Вы дали согласие?
— Чтобы отпустили, — поспешил ответить Чукрин.
Он начал свои объяснения с середины. Все, что предшествовало организованной натовскими спецслужбами провокации, он старательно обходил. Боялся разговора об увлечении заграничными тряпками, опасался вопросов о связи с Фишманом, который и подставил его разведке, но больше всего Валеру тревожила мысль, что в этом тихом, скромно обставленном кабинете придется рассказать о сделках с барменом Вартановым.
— Давайте начнем все по порядку, — предложил Шахтанин. — Выстроим все ваши приключения по хронологии.
И Чукрин начал рассказывать о посещении лавочки Яши, о том, как ему подсунули фальшивые доллары, как доставили в полицию, шантажировали и пытались завербовать. Кое-что он не договаривал, стремился объяснить в выгодном для себя свете, представить как безобидные, необдуманные действия, в чем глубоко раскаивался, и просил поверить ему.
— Вы ведь не один раз вывозили за границу советские деньги? — поправлял его Николай Васильевич.
— Виноват, товарищ полковник. Было дело.
— Ввозили контрабанду.
— Так, по мелочи...
— Каким образом вам удавалось провозить деньги и контрабандные товары?
— Провозил...
— Каким образом?
Чукрину не хотелось рассказывать об ухищрениях, к которым он прибегал, чтобы обмануть бдительность таможенников. Однажды он надел две пары носков, спрятав между ними, под ступнями, на время таможенного досмотра пятидесятирублевые купюры. Но рассказывать об этом у него не повертывался язык.
— Тайник был?
— Был.
— Где?
— В радиорубке.
— Точнее?
— В переборке за панелью.
— На шурупах?
— Да, — удивился Чукрин такой осведомленности полковника.
— Надо посмотреть на то изобретение Чукрина, — сказал Николай Васильевич, обращаясь к Евдокимову. Майор кивнул. — А откуда у вас деньги? Зарплата не такая уж большая...
— Спекулировал джинсами, — заметил майор.
— По мелочи...
— Сколько вы выручили фальшивых долларов в последнем рейсе?
— Двести.
— Что продавали?
— Икру.
— Сколько банок?
— Сорок.
— Дешево. Где взяли?