— Что сказать? По поручению полковника Лебедева я бывал в разных лагерях в Турции, поэтому жизнь тамошних обитателей, можно сказать, знаю хорошо, — рассказывал Кривобоков. — Самый большой из всех русских лагерей находится около Константинополя, в Селемье. Население его более трех тысяч человек. Ведают лагерем французы. Управление французов состоит из коменданта, его помощника и небольшой команды. В русскую администрацию входят: комендант, два помощника, комендантская команда и адъютант. Отделы по обитателям назывались: офицерский, дамский, гражданский и казачий, или солдатский. Комендант — полковник Павлов, начальник комендантской команды, своры опричников, — есаул Журин из станицы Елизаветинской, правая рука коменданта. Все они монархисты. Свои идеи внедряют обитателям лагеря. Состав лагеря тоже подходящий для этого. Офицерский отдел состоит из бывших жандармов, командиров полков, воинских начальников — все старые кадровые офицеры. Молодых совсем мало. Это — ранее служившие в контрразведках и других подобных учреждениях. Гражданский отдел состоит из полицейских чинов, смотрителей тюрем и сродни им учреждений. Казачий, солдатский отдел состоит из бывших жандармов и низших служащих полиции и казаков Донской и Кубанской областей, в большинстве случаев бежавших из-за боязни мести иногородних, с которыми они во времена Добрармии сводили счеты.
При коменданте существует для расправы с инакомыслящими судебная часть. Заведовал судебной частью сначала Редькин — действительный статский советник, а затем жандармский подполковник Принцев. В силу такой монархической окраски в лагере процветали такие союзы, как Союз чиновников министерства внутренних дел. С нежелательным элементом расправляются очень жестоко. Сначала в ожидании суда держат в лагерных турецких казематах давних времен. Удовлетворившись этим, передают французам с ярлыком большевика. Совсем мало кто выходит от них. Избиение арестованных французы обращают в какой-то спорт. Так что быть переданным в распоряжение этих просвещенных распорядителей и руководителей лагерной жизни — значило или смерть, или выбитые зубы и поломанные ребра. Этим и глушилась всякая мысль. Распространялись разные небылицы о Советской власти, о ее развале и падении и о скором возвращении в Россию то с Николаем Николаевичем, то с Кириллом Владимировичем. Шло время, а мы оставались на месте.
— Вы могли бы назвать некоторых чинов из этого лагеря? — спросил Гуляев.
— В лагере все чины. И заняты они созданием разного рода организаций. Это болезнь эмиграции. Надо же чем-то заниматься. Союз чиновников министерства внутренних дел возглавляет барон Греневиц, бывший екатеринославский губернатор. Субсидируется Союз от распродажи разного имущества, вывезенного врангелевскими контрразведчиками. Выдавалось Союзу французами и англичанами обмундирование и продукты. В общем, в средствах этот Союз не нуждался.
Гуляев молча внимательно слушал Кривобокова, а Крикун иногда задавал вопросы, уточнял и что-то записывал себе в книжечку.
— О других чинах что можешь сказать? — спросил Крикун, надеясь услышать знакомые имена.
— Ну, например, Баранов, становой пристав, похваляется тем, что лично расстреливал заподозренных в большевизме. Очень гнусная личность, но был ктитором в церкви лагеря. Егоров, заведовавший ссудной частью лагеря. В белой армии тоже заведовал какой-то ссудной частью. Награжден Владимиром III степени. Был членом всех монархических организаций, особенно тех, которые давали какие-либо значки. Всегда ходит увешанный значками и с Владимиром на шее. На его совести масса искалеченных в лагере. Ну, еще жандармский полковник Полубинский, бабник и пьяница, перед самой эвакуацией из Крыма бросил там больную жену, но все ее драгоценности прихватил с собой, слыл поэтому богатым человеком. Член какой-то монархической организации. За распутство был бит по физиономии женой офицера Петровичева. Для полноты представления о чинах можно назвать рыжего Глухова Василия, протоиерея лагерной церкви, бывшего настоятеля какого-то собора в Крыму, словом, придворного спеца. Все жестокости администрации и хищения оправдывал с амвона словом божьим… Трудно всех перечислить, восстановить в памяти.
Гуляев видел, что Кривобоков искренне стремился нарисовать правдивую картину жизни эмигрантов в Турции.
— Ну и компания собралась там, — заметил Крикун. — Домой, выходит, не собираются?
— Почему же? Они много об этом рассуждают, но, как говорят, грехи не пускают.