Анализируя причины неудач под Тихорецкой, Кореновской, Екатеринодаром, приведших к отступлению, крайком партии и ЦИК пришли к выводу, что они явились следствием неправильной политики Сорокина, граничащей с авантюрой.
Вскоре органам ЧК удалось получить новые факты о подготовке заговора с целью захвата власти так называемым «революционным» казачеством, вдохновителем и организатором которого был сам Сорокин. Теперь стало ясно, почему екатеринодарские большевики так настойчиво протестовали против кандидатуры этого авантюриста на пост главкома.
Возник вопрос о применении срочных мер в отношении Сорокина. Предполагалось провести слияние штабов главкома и Реввоенсовета в единый штаб, при этом отсеять не внушающие доверия лица, а затем устранить Сорокина с поста главкома. Когда об этом намерении, а также о финансовой ревизии в армии узнал Сорокин, он немедленно дал указание своему адъютанту Гриненко, казначею штаба Рябову, коменданту штаба Костяному, а также преданным ему командирам частей начать кампанию в поддержку его кандидатуры. Тем временем начальник контрразведки главкома Богданов организовал слежку за руководящими партийными работниками республики, за действиями ЧК.
15 октября 1918 года по настоянию крайкома партии и ЦИК в Пятигорске открылся съезд командного состава и делегатов воинских частей. Присутствовали все члены Реввоенсовета, руководящие работники крайкома и ЦИК, Сорокин со своим штабом…
Главком поднялся на трибуну в новенькой черкеске с узорчатым поясом, в кубанке из черного курпея. Окинув делегатов пронизывающим взглядом, растягивая слова, он начал доклад о состоянии армии и ее задачах. Всю вину за тяжелое положение в частях и соединениях Сорокин сваливал на правительство и крайком, обвиняя их в том, что они мешают ему. В заключение, не считаясь с крайне тяжелым финансовым положением республики, он нагло потребовал от правительства два миллиона рублей…
Председатель ЦИК Северо-Кавказской республики А. Рубин, показывая на ухо, посмотрел на председателя крайкома РКП(б) В. Крайнего: дескать, слушай, о чем говорит. И глазами показал, что Крайнему надо выступить. Крайний достает блокнот, торопливо что-то пишет на листке, складывает его вчетверо, передает председателю ЧК Михаилу Власову. Быстро прочитав записку, Власов на обратной стороне написал «обсудим» и бросил ее обратно Крайнему.
— Слово предоставляется товарищу Крайнему, — огласил в этот момент председательствующий А. Рубин.
Крайний на ходу взял записку и затем не заметил, как у трибуны ее уронил. Записку увидел военный комендант Пятигорска — работник контрразведки Сорокина, поднял ее, прочитал, спрятал в карман…
Все присутствующие внимательно слушали большевистского лидера.
— Только что выступивший главком обвиняет руководство Северо-Кавказской республики прямо-таки в умышленном развале нашей славной Красной Армии… — начал Крайний. — Он до сих пор не понимает, что за состояние дел в армии, ее боевой дух, положение на фронтах отвечаем все мы, присутствующие здесь, и в первую очередь партия, коммунисты, а не он один. Он пытается доказать, что якобы армию специально оставляют без боеприпасов, обмундирования и денег… Да, надо признаться, что нам приходится переживать большие трудности. Мало снарядов, патронов, не хватает медикаментов, обмундирования.
Мы это видим. Мы отрезаны от центра, нам некому помочь… И тем не менее 11-я армия в течение нескольких месяцев сражается один на один с войсками до зубов вооруженного противника. И вот в это тяжелое время главком совсем распоясался, ведет себя как хозяин. Он умолчал о тех безобразиях, которые творятся в его штабе и на местах. Пьяные оргии, кутежи — вот куда тратятся народные деньги. Надо принять решительные меры, навести в армии подлинно революционный порядок, положить конец произволу, разболтанности…
Выступающие А. Рубин, члены Реввоенсовета и другие ораторы поддержали В. Крайнего.
Назревал конфликт. В перерыве к Сорокину быстро подошел комендант Пятигорска Черный, сунул записку:
— Очень ценная бумага. На, Иван Лукич, прочти.
Сорокин внимательно прочитал. Сразу оценил ее значение: ему подписан приговор. В записке было написано:
«Мишук! Для тебя ясно, что он говорит? Не много ли помех приходится встречать в некоторых ответственных учреждениях, не много ли? Нет, на днях должен решиться вопрос: или эта сволочь, или мы!»
Сорокин оцепенел, посмотрел на Черного, тяжело спросил:
— Крайнего работа?
— Его.
— А Мишук — это Власов?