С Этель Дэйвид я познакомился, когда мы еще учились в Монтаукской восьмилетней школе. Поскольку я был годом старше, у нас было мало общего, кроме того, что мы оба были в редколлегии и оба занимались музыкой. Этель играла на флейте, а я на трубе. Из-за того, что Этель дружила с некоторыми девочками из нашей еврейской компании, мы иногда встречались.
На свою Бар Мицву я ее пригласил как члена нашей компании, однако сама Этель не удосужилась включить меня в число приглашенных на свое шестнадцатилетие. Я был здорово огорчен. Тогда я «ввалился» сам, на что Этель страшно рассердилась. Она бы непременно выдворила меня вон, если бы не ее сестра Бетси.
После этого на Этель я почти не обращал никакого внимания вплоть до самого начала Второй мировой войны. Случилось так, что как раз, когда я приехал в отпуск перед самой своей отправкой за океан, мы неожиданно встретились у одного друга. Она произвела на меня впечатление своей грациозностью и хорошим вкусом: волосы у нее были собраны на затылке, немного косметики, а одета она была в прекрасный костюм и туфли на платформе. Я спросил у нее разрешения проводить ее домой. Подойдя к ее дому, мы еще час проговорили. Я был очень одинок, к тому же, сильно переживая по поводу того, что происходит в Европе, я, не задумываясь, принял ее предложение переписываться.
В течение следующих полутора лет Этель не только писала мне замечательные письма, но и проявила поистине великую изобретательность в упаковке всяких небольших подарков, которые она посылала мне в армию. После окончания войны и после трех с половиной лет, проведенных в армии, я вернулся домой, и первое, что я сделал – это пошел прямо к ней. Был субботний вечер. Я позвонил в дверь и стал ждать. Ее мать, открывая мне дверь, сказала: «Входи, сынок! Действительно легок на помине!»
Но Этель дома не оказалось. Она работала в деликатесном магазине на Пятой Авеню в районе Бруклина. Чтобы как-то убить время, я отправился к ней в магазин, который находился в восьми кварталах от ее дома.
Войдя в магазин, я увидел, что Этель обслуживала покупателя. Я стоял уставившись на нее и думал о том, как она хороша. Увидев меня, она зарделась – и я почувствовал, как у меня что-то закололо внутри. После того, как она закончила работу, мы долго разговаривали, а потом договорились встретиться на следующий день в Проспект Парке, где Этель собиралась кататься на лошадях.
На следующее утро я приехал в конюшни одетым в солдатскую форму, поскольку ничего другого у меня просто не было. На Этель же был светло-коричневый жакет, темные бриджи и коричневые, с высоким голенищем сапоги. Я смотрел как она привязывает на место свою лошадь – выглядела Этель шикарно. Я же чувствовал себя как последний обормот.
Мило улыбаясь, Этель взяла меня за руку и подвела к стоящей рядом черно-белой лошади. Как только я к ней приблизился, лошадь начала фыркать и рыть землю копытами.
– Ничего себе, горячая лошадка, правда? – сказал я, стараясь скрыть свою неловкость, ведь, по правде говоря, ездок из меня был никудышный.
– Она сразу успокоится, как только ты сядешь на нее, – сказала Этель, окинув меня испытывающим взглядом.
– Н-да-а... – несколько минут я изучал лошадь. – По-моему, я ей не нравлюсь. Наверное, из-за формы. Давай лучше поговорим, пока она успокоится.
Этель кивнула в знак согласия, и мы уселись на скамейку. Мы стали разговаривать, и я опять отметил про себя, что Этель
– девушка умная, веселая, интересный собеседник, уверенная в себе и к тому же женственная. Она была также очень наблюдательной. Прошло что-то около часа, и, увидев, что я не хочу идти кататься на лошади, она предложила вернуть мою неприветливую лошадь в конюшню.
Я быстро согласился. Этель вернула обе лошади. Я настоял на том, чтобы заплатить за неиспользованное время, а потом мы вернулись на скамейку и продолжили разговор.
Уже спустя некоторое время, когда я учился в университете имени Джорджа Вашингтона, наши отношения переросли в серьезные. За последующие два года наш роман переживал свои взлеты и падения, но мы любили друг друга и знали, что поженимся. В конце второго курса я стал подыскивать квартиру заранее, так как в сентябре должна была состояться свадьба. Это было время, когда масса демобилизованных солдат возвращались из армии, и квартиры были в большом дефиците. Когда мне удалось найти одну на Пи Стрит в Северо-восточной части Вашингтона, я позвонил Этель в диком восторге: