Дороти Сэйерс
Найти мертвеца [1]
Глава 1
Свидетельствует труп
Четверг, 18 июня
— Лучшее средство излечить разбитое сердце, как склонны считать многие, — припасть к широкой мужественной груди. Намного действеннее — честный труд, физическая активность и неожиданно приобретенное богатство. Все эти три лекарства в изобилии обнаружила в своем распоряжении Гарриэт Вэйн, после того, как ее оправдали по делу об убийстве ее любовника; они явились, на самом деле, следствием этого оправдания; и хотя лорд Питер Уимси со своей трогательной верой в традиции изо дня в день представлял свою грудь в ее распоряжение, она не выказывала желания склониться на нее.
Работы хватало в избытке. Покушение на убийство — в какой-то степени неплохая реклама для писателя детективных романов. Триллеры Гарриэт Вэйн производили сенсацию. Она подписала нашумевшие контракты на обоих континентах, и в результате обнаружила, что стала намного богаче, чем когда-либо мечтала. В перерыве между завершением «Убийства по рангам» и началом «Тайны авторучки» она в одиночестве отправилась в пешую прогулку, исключительно для моциона, без заранее намеченного плана и никого не предупреждая о своем приезде. Стоял июнь, погода — прекрасная; и если сейчас Гарриэт и вспоминала о лорде Питере Уимси, упорно дозванивавшемся в ее пустую квартиру, то это не волновало ее и не являлось причиной изменить свой постоянный маршрут вдоль юго-западного побережья Англии.
Утром 18 июня она вышла из Лесстон Хо, намереваясь пройтись вдоль скал к Уилверкомбу, что в шестнадцати милях отсюда. Но не Уилверкомб привлекал ее с его сезонным населением, состоящем из пожилых дам, больных, с их робкими попытками к веселой жизни, как, по-видимому, ее представляли все эти обойденные здоровьем люди и пожилые леди. Однако городок стал удобным местом, где путник всегда мог выбрать какой-нибудь сельский домик для пристанища на ночь. Береговая дорога весело бежит вверх по низкой гряде скал, с них Гарриет могла увидеть длинную желтую полоску пляжа, разрезаемого тут и там одинокими разбросанными скалами, которые, сверкая на солнце, одна за другой вырастали из неохотно отступающего морского прилива.
Высоко над головой в необъятной синеве куполообразно возвышалось небо, тут и там покрывающееся рябью от бесформенных белых облаков, больших и туманных. Ветер мягко дул с запада, хотя синоптики могли бы предсказать склонность к похолоданию. Дорога, узкая и скверная, была почти пустынна; все интенсивное движение идет по широченной главной магистрали, которая горделиво проходит внутри страны из города в город, презирая изгибы берега с его разбросанными деревушками. То тут, то там мимо Гарриэт проходили погонщик скота со своим псом — человек и животное; одинаково равнодушные и поглощенные своими мыслями; там и сям — лошади, поднимали недоверчивые глаза, чтобы проводить Гарриэт взглядом; там и сям — стадо жующих коров, трущихся о каменные стены утесов, встречали ее тяжелыми вздохами. Изредка морской горизонт разрезал парус рыбацкой лодки. Если не считать случайного торгового фургона, ветхого «Морриса» или появляющихся вдали прерывистых клубов паровозного дыма с железной дороги, ландшафт был таким же сельским и уединенным, как двести лет назад.
Гарриэт — двадцативосьмилетняя темноволосая изящная девушка, с немного бледной от рождения кожей, но сейчас загорелой на солнце и ветру приятным бисквитным цветом, уверенно продвигалась вперед с легким рюкзачком на плечах, который почти не стеснял ее. Людей подобной благоприятной комплекции не тревожили мошкара и солнечные ожоги, хотя Гарриэт была не так стара, чтобы не беспокоиться о своей наружности, однако достаточно опытна, чтобы предпочесть удобства всепоглощающей заботе о своей внешности. Поэтому ее багаж не был обременен кремами для кожи, жидкостями от насекомых, шелковыми платьями, портативными электрическими утюжками или другими предметами столь излюбленными в «Хайкерс Колумн» [2]. Она была одета просто — в короткую юбку и тонкий свитер, и несла с собой, кроме того, смену белья и особую запасную обувь, а также карманное издание «Тристрама Шенди» [3], миниатюрную фотокамеру, маленькую аптечку и сэндвичи.
Было четверть первого, когда вопрос о ленче начал настойчиво занимать ее мысли. Она прошла примерно восемь миль пути к Уилверкомбу, легко преодолевая трудности и сделав крюк, чтобы внимательно осмотреть некие римские развалины, объявленные в путеводителе «представляющими значительный интерес». Одновременно почувствовав и усталость и голод, она осматривалась вокруг в поисках подходящего места для завтрака.
Сейчас волны почти доходили до нее, и влажный пляж переливался золотым и серебряным цветом в лучах ленивого полуденного солнца. «Очень мило, — подумала она, спускаясь к берегу, — можно даже и искупаться», — хотя она и не была слишком уверена в этом, так как не знала берега и местных течений. «Тем не менее неплохо бы взглянуть». Она перешагнула низкий парапет, отделяющий дорогу со стороны моря, и начала искать тропинку вниз. Между камнями короткими пучками росла скабиоза и морская гвоздика; они легко привели Гарриэт к берегу моря. Она очутилась в небольшой бухточке, укрывшейся от ветра под выступающей скалой и несколькими удобными валунами, на которых можно было сидеть. Выбрав место поуютнее, она вытащила сэндвич и «Тристрама Шенди» и обосновалась.
Нет сильнее соблазна, чем вздремнуть после завтрака на морском берегу под солнышком; это — не темпы «Тристрама Шенди», такие быстрые, чтобы сохранить способность к деятельности при высокой нагрузке. Гарриэт обнаружила, что книга выскальзывает из ее пальцев. Дважды она резко подхватывала ее, на третий раз она ускользнула от нее навсегда. Голова девушка неловко склонилась. Она задремала в неудобной позе.
Гарриэт внезапно проснулась оттого, что, как ей показалось, почти рядом с ее ухом раздался крик или плач. Когда она села прямо, щурясь, низко над ее головой с пронзительным криком пролетела чайка, нависая над забытым куском сэндвича. Гарриэт встрепенулась и виновато взглянула на наручные часы. Два часа. Удовлетворенно осознав, что она не проспала очень долго, девушка поднялась на ноги и стряхнула крошки со своей юбки. Даже сейчас она не чувствовала себя достаточно бодрой; чтобы успеть к вечеру до Уилверкомба, времени у нее было предостаточно. Она взглянула на море, вниз, где вытягивались длинная полоса гальки и девственная лента блестящего песка, спускающегося к краю воды.
В этом нетронутом песке было нечто такое, что пробуждает в писателе детективных романов все самые худшие инстинкты. Он чувствует непреодолимое желание пойти и изучить все следы ног вокруг. Профессиональный мозг может простить себе это, ибо песок заключает в себе огромные возможности и для наблюдения и эксперимента. Гарриэт была не чужда подобного Побуждения. Она решила пройтись по искушающей песчаной полоске. Собрав свои нехитрые пожитки, она пустилась в путь через рыхлую гальку, заметив, как часто замечала и раньше, что следы от ее ног оставляли неглубокие отметки на сухом участке, который был выше уровня воды.
Вскоре небольшая полоска разбитых ракушек и наполовину высохших морских водорослей показали Гарриэт, куда доходил прилив.
— Интересно, — проговорила она сама себе, — удастся ли мне определить что-нибудь, если судить по состоянию приливов и отливов. Посмотрим. Во время отлива вода не понижается так быстро, как она повышается во время прилива. Следовательно, если это так, тут должно быть два уровня водорослей — один совершенно сухой и дальний, показывающий отлив, и влажный — он внизу, — который показывает сегодняшний наивысший уровень волн. — Она осмотрелась вокруг. — Нет, только один след от волн. Наверное, это потому, что я прибыла в самый разгар отлива, если это правильно. Все очень просто, мой дорогой Ватсон. Я оставила следы ниже отметки волн. И других следов нигде нет, поскольку я, должно быть, единственный человек, который удостоил своим посещением этот пляж после последнего прилива, который был примерно… а! да… вот здесь-то и трудность. Мне известно, что между одним приливом и следующим должно пройти примерно двенадцать часов, однако, хорошо ли я разбираюсь в том, как прибывает и убывает море? Тем не менее я знаю, что оно начало убывать после того, как я пришла, а сейчас выглядит так, словно это было давно. Здесь никого не было за последние пять часов, я, ведь, не могла пробыть здесь дольше. Сейчас я оставляю довольно отчетливые следы, песок, естественно, влажнее. Посмотрю-ка, как это выглядит, когда я бегу.