Но в семье Веселовых с коньяком были на «ты», поэтому бутылка французского «Мартеля» в холодильнике не пряталась, а гордо стояла рядом с финским клюквенным ликером «Арктика» посередине большого овального стола, сервировка которого тоже значительно отличалась от среднестатистических столов Страны Советов. Здесь были и красная икра, и крабы, и итальянский сервелат, и испанский хамон, и консервированный угорь, не говоря о шпротах, сайре, печени трески и паштетах из утки… Накрывающие на стол Веселов с Балаганским глотали слюни, да и вальяжно развалившийся на диване Дыгай, хотя и смотрел с интересом «Кавказскую пленницу», одновременно наблюдал за товарищами и время от времени восклицал:
— Улет! Девчонки будут в отпаде! — Этим он, с одной стороны, подчеркивал собственную незаинтересованность невиданными деликатесами, с другой — ненавязчиво напоминал, что он не просто «сачкует», в то время как друзья «пашут», а пожинает заслуженные плоды основной работы: ведь именно он «склеил» представительниц прекрасного пола, которые призваны сделать эту ночь незабываемой в гораздо большей степени, чем какая-то «забугорная» жратва и выпивка…
— А точно придут они, твои девчонки? — недоверчиво спрашивал Сергей в очередной раз, как будто ожидал от Мишки каких-то особых, стопроцентных гарантий — чего-то вроде расписок, написанных кровью, хотя те, как известно, выдаются по совсем другому поводу и совершенно другому адресату.
Но у Мишки не было даже обыкновенных, чернильных расписок, да и стопроцентной уверенности, очевидно, тоже не было, поэтому он норовил «соскочить» со скользкой темы:
— Придут, придут, куда они денутся! Ты лучше скажи: предки раньше не заявятся?
— Нет, конечно! Они же на даче, с друзьями… Раньше второго не приедут…
— Класс! — Дыгай довольно потянулся.
Просторная трёхкомнатная квартира на Цветном бульваре произвела на него сильное впечатление: все свои семнадцать лет до поступления в академию он прожил с семьей из пяти человек в насыпном бараке в шахтерском поселке под Карагандой и даже не представлял, что существуют подобные жилища: со шкурой тигра в спальне, африканскими статуэтками из черного дерева, ассегаями зулусов и прочей экзотикой… А еще бар с красивыми импортными бутылками, шкаф с подписными изданиями, невиданный музыкальный центр. И вот такие хоромы находятся в его распоряжении! Ну, почти в его… Точнее, и в его тоже…
— А во сколько они придут? — теперь заинтересовался Георгий. — Ты хоть правильно объяснил, куда ехать?
Возможность отпраздновать Новый год вместе выпала у друзей впервые. Если не считать встречу своего первого Нового года в академии, когда они вместе оказались во внутреннем наряде за пререкание со старшиной курса — изрядным, надо сказать, долбо…бом.
— Как договорились, в двадцать два часа. — Мишка украдкой глянул на часы. — Ну, или в двадцать два тридцать. Адрес Серега сам написал, я его и отдал Маринке.
— А они хоть красивые?
— Да откуда я знаю! — возмутился Дыгай. — Маринка симпотная, сказала, и подружки не хуже…
— Ну, и где они? — поставил вопрос ребром Веселов. — Уже двадцать два сорок!
Но тут закуковал импортный звонок.
— Где, где! Вот!
Дыгай вскочил, суетливо вставил ноги в потертых носках в тапочки, накинул невзрачный серый пиджачок, глянул на себя в зеркало и скривился. Рукава длинноваты, белая рубашка застирана и приобрела желтоватый оттенок, да еще эти дурацкие тапочки!
— Надо было всем форму надеть… Парадную!
— Зачем? — удивился Веселов, неспешно поправляя галстук.
На нем был темно-синий финский двубортный костюм, который сидел как влитой, галстук в тон, кипенно-белая сорочка и ослепительно блестящие новые штиблеты… И Балаганский выглядел не хуже: купленные у спекулянтов джинсы, красивый пуловер, сквозь треугольный вырез которого виднелась отутюженная белая рубашка с расстегнутым воротом, и туфли догадался с собой взять.