Настал день, и Геннадию Антоновичу почтальон принёс пенсию. Вечером Кирилл, человечек с которым Антонович ладил, засобирался в город за продуктами, и Гена попросил, или как он сам говорил «заказал», купить мясных консервов для собаки, штук двадцать.
Беспородный пёс с простой, но с живой кличкой Кузя быстро обосновался: нашёл своё одеяло, на котором ежегодно спал зимой, и резиновый мячик для игры. А утром у него был пир, ведь хозяин принёс мясной деликатес. Что может быть лучше?
На следующий день Геннадий Антонович опять смотрел телевизор. Гулять вокруг дома он сегодня не ходил, на улице была плохая погода: сильный и холодный ветер, пасмурно. От этого богатырской силы ветра упал столб с электрическими проводами недалеко от дома. Вызвали электриков, да не известно, как быстро приедут, а приедут, значит долго делать будут. Телевизор перестал работать, поэтому Гене стало ещё скучнее. Он встал с кресла и пошёл к кровати, надеясь на то, что сможет заснуть днём, во сне же грустить не приходится.
Поспать ему не удалось. Как только он опустил голову на мягкую подушку, его взгляд прилип к настольным часам, шестерёнчатый механизм которых завораживал и увлекал своим действием. Гена даже забыл о своей грусти. На одной из шестерёнок была маленькая пометка, сдвигавшаяся по чуть-чуть вверх. Минута, две, три, десять… Метка добралась до молоточка, и молоточек начал стучать по колоколу. Звон резко отвлёк взгляд от часов, глаза направились на полку около кроватной тумбы.
Там лежала запылённая книга, о существовании которой, казалось, Геннадий Антонович узнал впервые. В любом случае он не мог вспомнить, что это за книга. Пока лень снова не пришла, он решил достать с полки загадочную книженцию, чтобы всё-таки узнать её содержимое. Заполучив её, он снова рухнул на постель, в нём проснулся некий интерес. Открыв первую страницу, Гена со вздохом сказал: «А, это альбом, фотоальбом.» – и положил его рядом с собой, на одеяло. «Я-то уж подумал, мол, история или сказка какая-нибудь попадётся, а не-ет. Ну да ладно… Эх…»
Веки сомкнулись, но чувство расслабления, сна не появлялось, в голове буквально скакала искра интереса поразглядывать страницы альбома. Пришлось подчиниться этому желанию.
Лёжа на боку, опершись на левый локоть, Антонович зашуршал страницами. Он вспомнил, что этот альбом – одна из первых вещей, перевезённых им на новое место жительства, жаль только, это не его фотоальбом, а папин.
На каждой странице, как было подмечено, фотографии были сделаны в разное время года. Вот, например, первые фото были сделаны осенью.
«О, папа, а это… Хм, папа такой молодой… Да это ж я. Я, когда был совсем мелким карапузом.» – с проклёвывающимся удовольствием произнёс старик. «У нас такие ковры были на стенах, с геометрическими узорами, – продолжал он, – Уютно было в комнате, да… Они ещё так кололись приятно, ну, когда-то приятно, когда-то нет.»
На последнем фото этой страницы комната была изображена полностью: деревянные оконные рамы, оклеенные бумагой и скотчем; ковры на стенах соседствовали с круглыми часами; ажурная люстра излучала свет; в углу, около квадратного дивана, стояла гитара на газете; в центре комнаты стоял молодой Антон, на шее у него сидел малыш-Гена, а рядом с ними в обнимку стояла мама-Мария. Дом был деревянный, и это предавало уюта и теплоты, что чувствовалось даже на фотографии.
На глазах Геннадия Антоновича проступили слёзы, он погладил подушечками пальцев лица родителей и невольно погрузился в безмятежное состояние, когда не беспокоят мысли, почти сон, но всё же это не он.
Старик очнулся. Глянув на часы, он подметил, что прошло уже около полутора часов, но это не тревожило, времени у него было много. Страницы альбома вновь зашуршали, открывая всё новые и новые кадры из прошлого.
«Припоминаю, да, подобрал какое-то семечко, посадил, выросла какая-то лебеда, но не выдёргивал, всё ждал, поди заплодоносит. Хе-хе… Вот меня, видимо, скрытая камера и запечатлела за поливом этого растения. Да…» – уже с некоторой радостью и смехом заговорил Геннадий Антонович, будто ведя оживлённый диалог.
«А, а вот это меня мама на пруду плавать учила, собачкой. У-у, три дня на пруд ходили да ездили на велосипедах, так и не научились.» Не сдерживая улыбки, Гена от души посмеялся, вспоминая смешные моменты этих уроков. Потом всё-таки продолжил говорить.
«Один раз я убежал с ребятишками играть, и нас застала жара. Ничего лучше мы не придумали, пошли на пруд. Все, сорвав с себя верхнюю одежду, плюхались в воду, а я стоял на берегу и с завистью смотрел на них. Всё же я решился и тихонечко зашёл в водоём, не плывя, а так, шагая по дну. Шёл, шёл да попал на яму в дне и, очень испугавшись, отчаянно начал грести и толкать воду. Ну хоть на плаву держался, хм… – весело хмыкнул Антонович. – Очень быстро я устал – мои движения становились плавными, не напряжёнными, и… Ко мне пришло понимание, что этого достаточно, чтобы плыть! С того момента я купался каждый день, пока было тепло. Ну и весело же было!»