– Значит, она его так и любила всю жизнь, – произнесла я.
– Любила… детей бы своих лучше любила. Ладно… а ты знай, что ни один человек в мире не стоит того, чтобы из-за него расстаться с собственной жизнью. Поняла? – строго спросил Вячеслав Олегович и грозно посмотрел на меня.
– Да… я как-то никогда не думала о таком, – промямлила я.
– Ни один, – грозно повторил Вячеслав Олегович. – Я за тридцать лет службы в полиции много повидал. И самоубийц тоже. И ни один человек, из-за которого другой человек самовольно расстался с жизнью, особо потом не мучался. Выходили замуж, женились и забывали. У нас-то все на виду, везде знакомые, сватья-братья, все знаем.
– Да я никогда и ни за что, не волнуйтесь! – заверила я.
– И за подружкой своей присмотри, – вдруг переключился Вячеслав Олегович, – что-то девка совсем запала на Андрюху, а у нас завтра поезд.
– Я поняла, спасибо, – сухо ответила я. За Лерку мне стало обидно. – Скажите, а такое возможно, что и Борис Тикко сам выпал из окна, и Лариса тоже? И оба с пятого этажа. Вам не кажется это странным? Разве бывают такие совпадения?
– Еще и не такие совпадения бывают, – развел руками Вячеслав Олегович. – Чем дольше живешь, тем больше удивляешься, как случайности могут переплетаться.
– Да уж, – только и оставалось согласиться мне. – А что будет с этими людьми?
– Ты про Гольдмана и Савченко?
Я кивнула, догадываясь, что Вячеслав Олегович назвал фамилии Льва Семеновича и дяди Саши. Адрес дома Гольдмана Льва Семеновича назвала мне вчера засыпавшая Ксения, его я и сообщила Вячеславу Олеговичу.
– Ксюша просит «их не трогать», – усмехнулся Вячеслав Олегович, – особенно переживает за «дядю Сашу». Я связался с полицией, как раз в этом доме прошлой ночью была стрельба, но этот случай хотели «замять» местные. Не получится замять.
– Там все живы? – заволновалась я.
– Живы и здоровы. Но в доме том много интересного, я имею в виду антиквариат, картины и прочее. Если там капнуть глубже, посмотреть контакты Гольдмана и проследить его деятельность, то вылезает много нелицеприятного, и это тянет на конкретный срок.
Мне вдруг стало страшно за Марианну. А если полиция выйдет на нее? Хотя… если я буду молчать, то, может, и обойдется.
– Но Ксения отказывается давать показания против Гольдмана и Савченко. Может, не хочет, чтобы узнали, что она тоже была замешана в попытке продать фальшивую картину. Ну, как хочет. Пусть дальше местная полиция разбирается. Если Ксюша согласна закрыть глаза на то, что ее обманывали и планировали убить…
– Я ее понимаю, – сказала я.
– Я тоже могу понять, – кивнул Вячеслав Олегович. – Зачем ей сейчас протоколы и суды. Ей лечиться нужно, воздухом морским дышать и витамины есть. Вот Полина купила летом большую отдельную морозилку, чтобы замораживать ягоды. Говорит, если варить варенье, то витамины уходят, а если замораживать – остаются. Будем теперь двоих детей откармливать, – улыбнулся Вячеслав Олегович.
Улыбка удивительным образом преобразила его строгое тяжеловатое лицо. А мне подумалось, что он ведь тоже мог мечтать о детях, хоть и у мужчин это меньше выражено. Все-таки Ксения приняла правильное решение.
В прихожей уже ждали Полина, смущенная Ксения и Андрей, который, как мне показалось, старался не смотреть на меня.
– Майя, приходи, пожалуйста, на вокзал нас проводить – попросила меня Ксения, – я хочу написать твой портрет по памяти, как раз в понедельник отдам.
– Я постараюсь, – пообещала я.
Все ушли, включая Рыжика. На прощание он лизнул меня в щеку и, виляя хвостом, виновато посмотрел на меня своими карими глазами.
– Веди себя хорошо, – сказала я, глотая слезы.
Через час пришла с какой-то встречи Марианна, взяла свой чемодан и тоже стала прощаться.
– Майка, спасибо, что приютила! Мы получили ключи от купленной квартиры, можно въезжать! Она недалеко, студия, зато своя. Обязательно приглашу тебя на новоселье! – радостно восклицала подруга. – И в танцевальной школе я уже начала заниматься! Все просто супер! Не жизнь, а сказка!
Я осталась одна в квартире. Налила себе чаю, долго его заваривала. Потом сидела и размешивала в чашке сахар. Пить не хотелось, есть тоже. Я вылила нетронутый чай, вымыла чашку. Походила по комнатам, поочередно заглядывая везде в окна. Уже в последнем окне я заметила грустную фигурку Лерки на лавочке возле магазина.
Натянув куртку и кроссовки, я выбежала к подруге. У нее были заплаканные глаза и опухший нос.
– Лерка! – бодро воскликнула я. – Наконец-то ты только моя!
Подруга вяло улыбнулась.
– Я вот давно хожу мимо детского магазина, любуюсь на одного воздушного змея в витрине, – продолжала я. – Мне стыдно идти и покупать его одной. Пойдем?..