Внезапно она услышала звук шагов, доносящихся из коридора. Она застыла, понимая, что спрятаться некуда, и разум стал лихорадочно работать, ища подходящее объяснение ее визиту. И если до этого она чувствовала себя храброй, то сейчас понимала, что очутилась в глупом положении. И когда на пороге появилась тень мужчины, ее бросило в жар от страха, а сердце забилось в груди часто и громко. Она с большим облегчением вздохнула, увидев в дверях не Хэмиша, а Гайтано, который вопросительно взглянул на нее.
— Боюсь, любопытство погубит меня, — робко произнесла она.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Вы становитесь дерзкой в своем любопытстве.
— Наверное, чересчур. Хэмиш презирает меня за то, что я посмела потревожить покой его жены. Он, вероятно, задушил бы меня, обнаружив здесь за просмотром его картин.
— Могила жены — это святая святых для него.
— Теперь-то я знаю об этом. Я была неправа. Я поступила нехорошо, войдя туда. Я ведь ступала по ее могиле.
— Память о мертвых не должна мешать жить дальше. Нужно отпустить почивших с миром.
— Судя по этим картинам, сомневаюсь, что он к этому готов.
Гайтано вздохнул.
— А все потому, что он просто не хочет пойти на этот шаг. Хэмиш невыносимо страдает от чувства вины. Ведь он находился с Наталией в тот момент, когда она упала с утеса, и считает себя причастным к ее гибели. Фредди и я ни в чем не виним его, это был просто несчастный случай.
— Мне так жаль. — Селестрия внимательно посмотрела на картину, теперь понимая, почему он не решался протянуть руку к свету по ту сторону двери. Хэмиш чувствовал, что не заслуживает его.
— Наталия ушла из жизни три года назад. Уверен, она бы не хотела, чтобы мы оплакивали ее всю жизнь. Она была ярким беззаботным созданием и верила в жизнь после смерти. Наталия не боялась ее, и нам тоже не следует этого делать.
— Кончина моего отца подкосила нашу семью, — сказала Селестрия, желая, чтобы он знал, что и она понимает всю горечь утраты близкого человека, а также то, что она была не просто сторонним наблюдателем, причитающем о чужом горе. — Моя мать безутешна. Отец был для нее всем, и теперь потеря мужа сломила ее.
Он обратился к ней, задумчиво потирая подбородок.
— Если я для вас с Армель могу что-то сделать, я всегда готов помочь. Давайте подумаем об этом утром. У Салазара, как и у каждого человека, есть своя ахиллесова пята.
— Спасибо, — ответила она.
— И не позволяй Хэмишу запугать тебя. Под его броней скрывается мягкая душа.
— Да он вовсе не запугивает меня. Мы ведь легко избегаем встреч друг с другом.
Гайтано понимающе улыбнулся.
— Конечно, я в этом и не сомневался.
Они вышли из мастерской, а Гайтано потушил свет и закрыл дверь. Селестрии очень захотелось спросить, чем занимался Хэмиш и почему он не присоединился к ним за ужином. Но в следующую минуту она почувствовала, что это не должно ее интересовать. Проводив Селестрию в комнату, Гайтано пожелал ей спокойной ночи. Девушка разделась и почистила зубы. Уже забравшись в постель, она вдруг услышала стук парадной двери и звук шагов, доносящийся со двора. Что-то заставило ее встать и подойти к окну. Выглянув сквозь щель в ставнях, она, к своему изумлению, увидела, что Хэмиш смотрит на окно ее спальни. Он провел рукой по волосам, застыв на минуту в нерешительности, как будто обдумывая, что делать дальше. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Она как ошпаренная отскочила назад, ее щеки горели от смущения. Девушке стало ужасно стыдно за то, что он застукал ее на горячем. Она стояла как вкопанная, сожалея о том, что у нее возникло желание выглянуть в окно. И теперь она с нетерпением ждала только одного — чтобы Хэмиш поскорее ушел.