Это был листок бумаги, взятый из дома. Если точнее — из кабинета Арчи. Из верхнего левого ящика, где он хранил писчую бумагу и карты. На нем было написано всего два слова. Два слова, которые не имели никакого смысла, были написаны почерком Монти.
Простите меня
Мильтон посмотрел через плечо.
— Что, черт подери, это значит? — спросил он, совершенно сбитый с толку.
— А бог его знает!
— Это ведь не самоубийство? Среди всех людей, которые меньше всего хотят уйти из жизни, Монти занял бы первое место. Так почему же он все-таки сделал это?
Арчи не чувствовал ничего, кроме полного замешательства. Если бы он был уверен в том, что его брат пошел на такой крайний шаг, он бы очень расстроился. Однако Арчи не видел ни одной причины для самоубийства. Во-первых, Монти был самым счастливым человеком из всех, кого он только знал. Во-вторых, он был верующим католиком. В-третьих, он любил свою жену и детей. Три очень веские причины, чтобы не делать этого.
— Просто какое-то безумие! — в бешенстве воскликнул он. — Когда этот сукин сын появится, я сам его убью!
Он показал записку инспектору Тревелиану.
— Кажется, здесь пахнет самоубийством, — сказал тот, возвращая ее Арчи.
— Это было бы похоже на правду, — согласился Арчи, — если бы кто-то другой, а не мой брат, написал ее. Я в это просто не верю.
— Мы продолжим поисковые работы, — сказал инспектор Тревелиан. Его плечи были сгорблены и напряжены от ежедневной тяжелой полицейской работы. — Если что-либо прояснится, мы немедленно приедем в Пендрифт.
— Спасибо, — нахмурив брови, сказал Арчи.
Арчи и Мильтон вернулись домой в полном замешательстве. Мерлин и Тревор сидели в трактире, рассказывая эту историю снова и снова. Каждый озвучивал свою точку зрения относительно того, что же, по его мнению, случилось на самом деле. Ничто не объединяет людей так крепко, как тайна, покрытая мраком.
Когда «лендровер» остановился у Пендрифта, остальные члены семьи выбежали на посыпанную гравием дорогу, с нетерпением ожидая новостей. Арчи покачал головой.
— Чертов дурак! — быстро проговорил он. — Оставил эту идиотскую записку в бутылке из-под шампанского. Куда же, черт побери, он мог деться и почему?
Памела взяла записку.
— Да, это его почерк, — сказала она. — Вы ведь не думаете, что он… Он бы никогда этого не сделал. Только не Монти. Это какая-то шутка! — Было слишком поздно прятать записку от Селестрии и Гарри, послание Монти уже передавалось из рук в руки, а содержание записки воспринималось как нечто совершенно абсурдное.
— Возможно, то, что планировалось как шутка, когда он был пьян и валял дурака в конце вечеринки, закончилось трагедией, — сказала Пенелопа.
— Ты утверждаешь, что он мертв? — сердито произнесла Памела.
— Я говорю, что он, возможно, упал в воду и утонул нечаянно.
— Все равно из твоих слов следует, что он мертв. Почему бы и остальным с этим не согласиться? Мой муж и отец моих детей мертв! — Она положила руку на лоб, у нее подкосились ноги. — О боже! Я должна прилечь. Кажется, у меня сейчас выскочит сердце.
Джулия и Пенелопа бросились к ней на помощь, взяв ее под руки и ведя обратно в дом. Селестрия и Гарри смотрели ей вслед. Ни у кого из них не было желания последовать за ней. Когда с Памелой случался очередной припадок, лучше было держаться от нее подальше.
— Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, Соумз! — Арчи пошел за ними. — Соумз!
Соумз появился в коридоре, выражение его лица было бесстрастным: он не хотел, чтобы кто-то догадался, что он подслушал весь разговор через окно кладовой, где хранились продукты.
— Немедленно принеси мне рюмку виски. И еще одну для мистера Мильтона.
Селестрия и Гарри, поддерживаемые Мелиссой и Лотти, Уилфридом и Сэмом, последовали за Дэвидом и двумя мужчинами в кабинет Арчи. Это была библиотека с книжными полками до самого потолка, с провалом камина, огражденным бургундской решеткой, с кожаными стульчиками и двумя потрепанными диванами. Читальный стул Арчи был сделан на заказ, специально для него, в сиденье зияла дыра, из которой торчала пенистая труха, похожая на потроха одной из дохлых крыс мальчишек. В воздухе пахло плесенью, как будто окно здесь не открывали уже давно. Селестрия вдруг вспомнила — и по ее сердцу словно полоснули ножом — мрачное выражение папиного лица прошлой ночью, когда она наблюдала за ним, незамеченная, стоя на пороге.
Она плюхнулась на диван рядом с Гарри, который стал очень спокойным и бледным. Она обняла его и притянула ближе к себе. Его лицо казалось сморщенным, как спущенный мяч, а в глазах блестели навернувшиеся слезы. Мелисса и Лотти присели по обе стороны от них.