— Это Мильтон, муж Пенелопы, а это Дэвид, их сын, — продолжала Джулия, ведя священника дальше по террасе. Мильтон отличался высоким ростом и атлетическим телосложением. У него были густые светлые волосы, зачесанные на широкий лоб, и живые голубые глаза.
— Приятно с вами познакомиться, святой отец. Вы играете в теннис?
Отец Далглиеш немного смутился.
— Боюсь, что нет.
— А папа просто одержим, — извиняющимся тоном вставил Дэвид. — Только месса может отвлечь его от этого занятия. — Дэвид засмеялся, и отец Далглиеш почувствовал себя легко в присутствии молодого человека, явно его ровесника. Джулия наконец отпустила его руку.
Священник присел возле нее и, чтобы выглядеть более непринужденно, закинул ногу на ногу. Он немного нервничал. Его жизненные принципы были непоколебимыми как скала, его знания Библии и философии — непревзойденными, а в латинском языке он был просто ас. Но его ахиллесовой пятой оставались люди. Отец Уильям Хэнкок однажды сказал ему: «Стоит ли быть столь божественно одухотворенным, если в тебе не остается ничего земного? Тебе нужно учиться устанавливать контакт с людьми, Майлз, на их уровне, иначе ты рискуешь стать монахом». Он понимал, что епископ совершенно прав, советуя ему бывать почаще среди людей, чтобы распространять слово Божье. И сейчас, надвинув очки на нос, Далглиеш был полон решимости не подвести его.
— Наши младшенькие сейчас в лесу со своим двоюродным братом Гарри, расставляют ловушки для зверей, — сказала Джулия. — Лесничий предлагает шесть пенсов за крысу, если они принесут ее дохлой. Они скоро разбогатеют. Мой трехлетний сын Баунси[1], прозванный так, потому что вместо ног у него пружины, сейчас на пляже с Нэнни. Они скоро должны появиться, и Селестрия, моя племянница… — Джулия осмотрелась вокруг. — Я не знаю, где она. Наверное, она со своей мамой Памелой, которая замужем за Монти, братом Арчи и Пенелопы. Сейчас она лежит в постели, у нее мигрень, и, я боюсь, она очень страдает от этих приступов. Возможно, она спустится позже. Она американка.
Джулия на минуту замешкалась. Памела Бэнкрофт Монтегю (ей нравилось, когда ее так называли) была ужасно избалованной особой, часто она целые дни проводила в постели, то жалуясь, что свет слишком яркий, то причитая, что чересчур темно. Она просила, чтобы ее оставили наедине с Пучи, напудренным пекинесом, но в то же время требовала к себе всего внимания Селестрии и Гарри и постоянно дергала звонок, вызывая прислугу. Джулия сомневалась, удастся ли вообще отцу Далглиешу увидеть Памелу, так как она не была католичкой и не выносила церковь, считая все это пустой тратой времени.
— Монти приезжает сегодня вечером на поезде из Лондона. Он замечательный человек, и я надеюсь, что вы с ним познакомитесь. И обязательно увидите их детей Гарри и Селестрию. Гарри хорошо поет, он участвует в школьном хоре. — Джулия зажгла сигарету и глубоко затянулась. Соумз появился в дверях с подносом и напитками. Он принес отцу Далглиешу стаканчик ликера из цветков бузины, и Джулия, невольно бросив взгляд на руки молодого священника, заметила, что они дрожат.
Прошло совсем немного времени, и наконец появились Уилфрид и Сэм, старшие сыновья Джулии и Арчи, в сопровождении Гарри. Находясь под впечатлением от утреннего похода в лес, где им довелось сначала самим разбивать лагерь, а затем ставить ловушки, они были необычайно возбуждены: их глаза блестели, а на щеках играл здоровый румянец.
— Мы нашли трех дохлых крыс! — похвастался матери Уилфрид.
— Замечательно! — порадовалась за него Джулия. — Мальчики, я бы хотела, чтобы вы поздоровались с отцом Далглиешем. — Трое парней замолчали при виде белого римского воротничка отца Далглиеша. Они с готовностью протянули свои руки.
— А что вы сделали с крысами? — поинтересовался отец Далглиеш, стараясь придать их беседе более непринужденный характер.
— Мы подвесили их за хвост на двери! — восторженно ответил Сэм, сморщив свой веснушчатый нос. — Они огромные, размером с Пучи! — добавил он.
— А вот с собакой этого проделывать не надо, — засмеялся Дэвид.
— Тогда вместе с собакой придется подвесить и тетушку Памелу, — прибавил, ухмыльнувшись, Арчи. — Она никогда не выпускает его из виду.