Селестрия проследовала за процессией, размышляя, сколько же еще пройдет времени, прежде чем они заметят ее. Она была постоянным гостем в «Ритце» и знала каждого служащего по имени. Когда мистер Уиндторн пожимал руку ее деда, то случайно посмотрел через плечо гостя, и в поле его зрения сразу же попала красивая блондинка, стоящая чуть поодаль и явно ожидающая кого-то.
— Мистер Бэнкрофт, — еще шире улыбаясь, сказал он. — Мисс Монтегю тоже здесь.
Ричард Бэнкрофт не спеша повернулся и буквально просиял при виде своей внучки.
— Ты пришла вовремя и, как всегда, выглядишь просто ослепительно! — воскликнул он с сильным американским акцентом, широко распахнув объятия в надежде, что она бросится к нему и расцелует старика. Селестрия с любовью приникла к дедушкиной груди и прижалась к его лицу — ею овладели сладостные чувства: она ощутила себя кораблем, который долго искал пристанища в тихой бухте, чтобы защититься от непостоянства морской стихии.
— Ты пахнешь колокольчиками, а сейчас ведь даже не весна, — сказал он, усмехнувшись, и внезапно ощутил себя намного моложе своих лет. Она взяла его под руку, и он нежно погладил ее кисть своей ладонью.
— Доброе утро, мисс Монтегю, — несколько холодно поприветствовала ее Рита. Она работала на мистера Бэнкрофта вот уже пятнадцать лет, и у нее вечно портилось настроение, когда кто-то из женщин, и в частности его внучка, находился в непосредственной близости от него. Стоило только Селестрии появиться рядом, как он напрочь забывал о своей помощнице.
— Мистер Бэнкрофт хотел бы сразу пройти к столу, — важно сообщила Рита мистеру Уиндторну, забегая вперед на опасно высоких каблуках.
— В самом прекрасном ресторане Лондона можно просидеть до самого вечера, — добавил мистер Бэнкрофт, идя по коридору по направлению к залу. — Рад видеть, что за год здесь ничего не изменилось, мистер Уиндторн.
По пути Селестрия поглядывала на свое отражение в зеркалах, отделанных позолотой, и думала, какая же они с дедом красивая пара. Внезапно она живо представила себе, как однажды будет идти по проходу между рядами в католической церкви, расположенной на Фарм-стрит, держа под руку своего дедушку: у нее все еще оставался искренне любящий ее и близкий ей человек, который мог стать посаженным отцом на ее свадьбе.
— Итак, лисичка, что же, черт подери, происходит? — спросил Ричард Бэнкрофт с суровым выражением лица и посмотрел ей прямо в глаза. Рита и мистер Уиндторн удалились, оставив его наслаждаться обществом внучки и вкусом отличного вина за круглым столом, скрытым от посторонних глаз и расположенным в дальнем левом углу ресторана возле окна.
— Папа, предположительно, совершил самоубийство, — ответила она. — В бутылке, лежащей на дне лодки, нашли записку со словами «Простите меня», написанную, судя по всему, на рабочем столе дяди Арчи. Еще в лодке обнаружили его карманные часы, а также туфли, выброшенные на мель, хотя как обувь на шнурках могла соскользнуть с ног сама по себе, по-прежнему остается для меня загадкой! Если ты спросишь меня, что я насчет всего этого думаю, я тебе отвечу — отец был убит.
Ричард Бэнкрофт усмехнулся и сделал маленький глоток бордо.
— Очень крепкое. Мне нравится, — прокомментировал он с видом знатока. Сомелье наполнил их бокалы. — Для начала давай не будем торопиться с поспешными выводами, лисичка. Хороший детектив сначала тщательно изучает все факты и только потом делает такое заявление, как ты.
— Ну, мы ходили к нашему адвокату, который рассказал, что у отца не было работы последние два года и он обанкротился. Однако он постоянно ездил «по делам», исколесив всю Европу. И я спрашиваю себя: что у него был за бизнес?
— Да, действительно.
— Он растратил до копейки не только свои деньги, но и мамины тоже.
— Понятно. — Ричард Бэнкрофт сощурил глаза, и по его лицу проскользнула тень, несмотря на яркие лучи солнца, которые светили сквозь высокие стеклянные двери. — Продолжай.