– Нет. Ее нигде нет. Энн Майер исчезла из поля зрения, как сказал ваш муж.
– Но он солгал мне насчет понедельника. Миссис Девор видела их вместе.
– И она, и старый Мак-Гауэн из гостиницы. Он застал их в лесу за странным занятием.
Ее щеки слегка покраснели.
– Они занимались любовью?
– Едва ли. Она копала яму в земле, а ваш муж наблюдал за ней.
– Яму? Не понимаю.
– Я тоже. Не возражаете, если я сяду к вам?
– Конечно нет.
Она подвинулась на сиденье, освободив мне место за рулем. Я показал ей коричневый кожаный каблук:
– Узнаете это?
Она взяла у меня каблук и поднесла его к свету.
– Как будто да. Кому, по-вашему, это принадлежит?
– А по-вашему?
– Энн Майер?
– Вы угадываете или знаете?
– Я не могу быть точно уверена. По-моему, на ней были такие туфли, когда я видела ее в прошлую пятницу. Где вы это взяли?
– В лесу. Она, кажется, потеряла каблук, когда Мак-Гауэн спугнул их с Керриганом.
– Понятно. – Миссис Керриган бросила мне каблук, словно он был испачкан краской. – Но зачем им понадобилось копать яму в лесу?
– Не «им». Копала она, а он стоял и смотрел. Это предполагает много вопросов и один возможный ответ. Я слыхал об убийцах-садистах, уводивших свои жертвы в уединенное место и заставлявших их копать себе могилу. Если он собирался убить ее...
– Но это невероятно! Дон не мог сделать ничего подобного!
– Вы сами говорили мне, что он был садистом.
– Я не это имела в виду. Я неточно выразилась... – Она сжимала ручку дверцы, как будто нам предстоял крутой поворот на большой скорости.
– Я тоже. Это всего лишь возможность, которая пришла мне в голову. – Я предложил ей сигарету, от которой она отказалась, и закурил сам. – Вы видели его в ночь с понедельника на вторник, когда он вернулся домой?
– Да. Было очень поздно, но я еще не спала.
– Он говорил вам что-нибудь?
– Не помню. Нет. Я была в постели, а он сидел и пил. Потом я слышала, как он бродит по дому. В конце концов я приняла снотворное. – Она положила руку мне на предплечье. – Как вы можете утверждать, что он убил ее? Вы даже не знаете, мертва ли она.
– Нет, но все указывает на худшее. Если Энн Майер жива, то где же она?
– Вы меня об этом спрашиваете? – Нажим ее руки стал почти болезненным, а выражение темно-голубых глаз – трагическим. – Вы же не можете поверить, будто я убила ее!
– Это правда. Не могу.
Казалось, она не слышала моего ответа.
– Я была дома весь понедельник и могу это доказать. Ко мне на ленч пришла подруга и оставалась почти до обеда. Знаете, кто она?
– Это не имеет значения. Вы не должны доказывать мне свое алиби.
– Но я могу и хочу это сделать. Со мной была Мэрион Уэстмор, жена окружного прокурора. Мы с ней планировали благотворительную распродажу. Кажется, будто это было не четыре дня, а четыре года назад. Что за глупое времяпрепровождение!
– Вы так думаете?
– Теперь да. Сейчас мне все кажется глупым. Вы когда-нибудь чувствовали, что время для вас остановилось? Что вы живете в вакууме? Без будущего и даже без прошлого?
– Один раз, – ответил я. – Неделю после того, как меня оставила жена. Но это было недолго. И вы тоже с этим справитесь.
– Не знала, что вы были женаты.
– Очень давно.
– А почему она вас оставила?
– Говорила, что не может вынести жизнь, которую я веду. Что я даю слишком много другим людям и слишком мало ей. Думаю, в чем-то она была права. Но действительная причина в том, что мы перестали любить друг друга. По крайней мере, один из нас.
– Который?
– Предпочитаю в это не вдаваться. Эксгумация – скверное занятие.
Отказ заставил ее умолкнуть. Она посмотрела на озеро, поблескивающее между деревьями, словно кусочки упавшего неба.
– Полагаю, я сама на это напросилась, – заговорила миссис Керриган. – Но вы были так добры ко мне прошлой ночью, да и сегодня тоже. Неужели это просто ваша техника расследования, мистер Арчер? Психологический допрос третьей степени?
Вопрос, заданный в упор, заставил меня вздрогнуть.
– С вами я стараюсь быть абсолютно честным. Не скрою, что я часто испытываю искушение использовать людей, играть на их чувствах, помыкать ими. Это профессиональные болезни.
– Но вы ими не заражены?
– Заражен. – Перед моими глазами смутно мелькнула улыбка Джо Саммер. – Я занимаюсь грязным бизнесом, и все, что я могу делать, это следить за собой и стараться как можно меньше пачкаться. – Я чувствовал себя так, будто она поставила меня на место, и переменил тему. – Что привело вас сюда?
– Точно не знаю. Возможно, я просто хотела снова вас увидеть. – Она не смотрела на меня. – Наверное, ужасно, когда женщина признается в этом мужчине?
– Совершенно ужасно. Вы шокируете меня, Кейти.
– Не смейтесь надо мной. Тут нет ничего забавного. Брэндон Черч напугал меня, когда говорил со мной прошлой ночью, вернее, этим утром.
– Он пригрозил вам неприятностями?
– Не совсем. Брэндон ни в чем меня не обвинял. Но он казался другим человеком – не тем, которого я давно знала. Он обращался со мной как с чужой. Я даже подумала, что он помешался или накачался наркотиками. А тут еще этот испано-американский полисмен...
– Брага?
– Да, Сэл Брага. Я слышала, как он угрожал вам. Он говорил, что застрелит вас при первой же встрече, и Брэндон даже не пытался его унять. Не сказал ни слова.
– Возможно, его устраивает эта перспектива.
– Но почему? Что происходит со всеми нами?
– Это и моя проблема. Я бы хотел задать вам еще несколько вопросов.
– О Брэндоне? Он единственный человек, которого, как мне казалось, я хорошо знаю. Но выходит, я не знаю никого вообще.
– О вашем муже и Энн Майер, если вы в состоянии говорить о них.
– Я не возражаю, – равнодушно ответила она после недолгого молчания.
– Хорошо. Они были все еще привязаны друг к другу?
– Не думаю. Дон говорил мне, что порвал с ней несколько месяцев назад. По-моему, на этот раз он сказал правду. Когда я видела их вместе в мотеле, они не вели себя, как... – Она не окончила фразу.
– Как если бы все еще были любовниками?
Она кивнула.
– А у вас есть предположение, почему они порвали друг с другом, если это в самом деле было так?
– Дон устал от нее – он быстро уставал от женщин. Или наоборот, она от него устала. – В ее глазах мелькнули злые огоньки. – Она была так же неразборчива, как и он.
– Но они оставались в дружеских отношениях после разрыва?
– Очевидно. Она продолжала у него работать – до прошлого уик-энда.
– Вы говорите, Энн Майер была неразборчива. Вы много о ней знаете?
– Достаточно. Настолько много, что даже могу чувствовать к ней жалость, когда не жалею себя. Я знаю ее с тех пор, как мы вместе учились в средней школе. Энн была всего на два-три года моложе меня, но у нее и тогда была скверная репутация.
– В школе?
– Да, она из молодых да ранних. Энн была очень хорошенькая и просто помешана на мальчиках. Конечно, это не только ее вина. Она быстро развивалась и стала зрелой женщиной, когда ей еще не исполнилось пятнадцати. Да и дома у нее была ужасная обстановка. Ее мать умерла, а отец – настоящая скотина.
– Вы говорите так, будто подробно их изучали.
– Мой отец их изучил, – ответила она. – Он очень беспокоился об Энн И обсуждал это со мной. Папа был тогда судьей по делам несовершеннолетних и должен был решить, что делать с Энн после того, как это случилось.
– Что случилось?
Она отвела взгляд.
– Ее отец напал на нее.
– Вы имеете в виду то, что я думаю?
– Да.
– Тогда почему Майер не в Сан-Квентине?
– Энн была единственным свидетелем, и она не стала бы показывать против него в суде. Но у них было достаточно фактов, чтобы забрать ее из отцовского дома. Папа хотел поместить ее в воспитательный дом, но в этом не оказалось нужды. Брэндон женился на ее сестре – в те дни он был офицером по делам несовершеннолетних, – и они взяли Энн к себе. Она прожила с ними несколько лет, и вроде бы это пошло ей на пользу. Больше у Энн не было неприятностей – по крайней мере с законом.