Черч не ответил Он стоял, глядя в землю, потом повернулся на каблуках и зашагал к своей машине, слегка спотыкаясь. Куртка на его спине порвалась, а на шляпе чернела полоска грязи. В рассеянном свете его массивное тело отбрасывало легкую колеблющуюся тень.
Глава 21
Я нашел врача, который наложил восемь швов на мою физиономию. Доктор, казалось, не усматривал в моем облике ничего из ряда вон выходящего, поэтому не задавал вопросов. Однако, закончив работу, он потребовал двадцать пять долларов наличными. Либо он был необычным доктором, либо я – необычным пациентом.
Выйдя от него, я ощутил мощный импульс сесть в машину, уехать из Лас-Крусес и никогда туда не возвращаться. Будучи не в состоянии найти ни одной веской причины, чтобы оставаться здесь, я поехал к зданию суда, обуреваемый своим мессианским комплексом.
Белый флигель, увенчанный башенкой, окружали лужайки, зеленые, как искусственные растения, которые используют похоронные бюро. Над парадным входом сверкал на солнце барельеф, изображающий слепую Фемиду. Высоко над ее головой с повязкой на глазах железные стрелки башенных часов показывали три тридцать.
Выложенная плитками лестница вела к офису окружного прокурора на втором этаже. В приемной восседала грузная блондинка с глазами большевистского комиссара, обозревающими меня из-за баррикады в виде могучего бюста. Узнав мое имя и проконсультировавшись по внутреннему телефону, она проводила меня мимо нескольких дверей к кабинету прокурора. Это была большая, залитая солнцем комната с минимальным количеством мебели. Ее безликость смягчали фотография молодой хорошенькой женщины на письменном столе, полки с книгами, посвященными не только юриспруденции, и пара литографий Дона Фримена на стене.
Мне приходилось иметь дело с тремя основными типами окружных прокуроров. К первому принадлежали дружелюбные толстоватые субъекты, которые, потерпев неудачу в частной практике, оказывались в суде, обслуживая тех, кто обеспечил им эту должность. Ко второму относились честолюбивые молодые юристы, использовавшие офис окружного прокурора как трамплин к более высокой должности или высокооплачиваемой практике. Третий тип – не такой редкий, как может показаться, – составляли люди, которых больше интересовало очищение общества от скверны, нежели обслуживание влиятельных друзей и лицезрение своей фотографии в газетах.
Уэстмор, казалось, принадлежал ко второй категории. Он предложил мне сигарету и зажег ее для меня, пользуясь возможностью как следует изучить мое лицо. Его собственное было худым и скуластым, свидетельствуя о честолюбии на грани аскетизма. Оно было украшено пенсне и увенчано ежиком преждевременно седеющих волос, цветом напоминающих железные опилки.
Указав мне на стул, он сел за стол.
– Вы принадлежите к числу неуловимых, мистер Арчер.
– Сожалею, но мне нужно было кое-где побывать.
– Похоже, вы добирались туда на четвереньках, чтобы вас не обнаружили. – В его резком голосе слышались нотки иронии. – Я уже серьезно подумывал об ордере на арест.
– По какому обвинению?
– Есть несколько вариантов. Например, сопротивление полиции. В Лас-Крусес к подобным вещам относятся неодобрительно.
– Вы имеете в виду Черча?
– Я имею в виду Брагу.
– Брага получил по заслугам. Я бы мог задержать девушку, если бы он в меня не вцепился.
– Теперь он это понимает. Как бы то ни было, на вашем месте я бы держался подальше от темных аллей. И не советую снова пробовать нечто подобное на Браге или ком-нибудь другом из департамента шерифа. Вас избавило от тюрьмы лишь то, что вы сообщили о машине на авиабазе.
– Этой похвалой я обязан Черчу?
– Естественно. Шериф всегда хвалит тех, кто этого заслуживает. А «бьюик» помог нам выйти на Боузи.
– Мне рассказал Майер. Насколько я понимаю, Боузи не поймали?
– Еще нет. Но я получил телетайп после разговора с Майером. Полный перечень «достижений» Боузи. – Уэстмор взял со стола желтую телеграмму. – Мелкая кража и вандализм еще в начальной школе, кражи автомобилей в течение следующих нескольких лет, незаконное ношение оружия, хулиганство, ограбление. Обычная программа. Считая год в Престоне, он провел в тюрьме семь лет из последних одиннадцати.
– Откуда он родом?
– С западной стороны Лос-Анджелеса. Но его арестовывали в пяти западных штатах. Последний срок он заработал за то, что водил грузовик для шайки бутлегеров в Нью-Мексико. Он вышел в июле и перенес свою деятельность на северо-запад.
– Он в одиночку ограбил банк в Портленде?
– Насколько известно, это была работа одного человека. По крайней мере, Боузи был единственным, кто входил в банк.
– И вышел оттуда с двадцатью тысячами долларов?
– С двадцатью двумя. К несчастью для него, он не смог их потратить. В банке был полный список номеров украденных банкнотов, и они разослали его по побережью и по всему юго-западу. Покупка автомобиля в Лос-Анджелесе как будто была единственной крупной попыткой истратить часть добычи, но это вышло ему боком. Он был вынужден бежать из Лос-Анджелеса с полицией на хвосте. Они выехали из отеля на главной улице менее чем за час до того, как туда нагрянула полиция.
– Значит, девушка была с ним тогда?
– Они зарегистрировались как муж и жена – мистер и миссис Джон Браун. – Уэстмор улыбнулся уголком рта. – Подходящий псевдоним, учитывая то, что произошло с подлинным Джоном Брауном[5].
– Когда они оставили Лос-Анджелес?
– Шесть недель назад, третьего сентября, Боузи ограбил банк в Портленде пятнадцатого августа. Начиная с третьего сентября и по вчерашний день он полностью исчез из поля зрения.
– Не совсем, – возразил я.
Уэстмор бросил на меня проницательный взгляд.
– Если вы что-то знаете, говорите. Я ведь оказал вам доверие.
– Вам известно, где находится озеро Перидида, мистер Уэстмор?
– Конечно. У меня там коттедж. А что?
– Это одно из узловых мест всего дела. Боузи и Джо Саммер скрывались там несколько дней в начале сентября. Энн Майер в последний раз тоже видели у озера.
– А каким образом она вписывается в картину?
– Еще как вписывается, притом в самый центр. Не знаю, какие меры были приняты для ее розысков. Если никаких, то готов предложить словесный портрет.
– Шериф уже распространил его прошлой ночью. Пока мы не получили откликов.
– Думаю, вам следует сосредоточить поиски на озере Перидида.
– У вас есть основания это утверждать?
– Да.
Я вручил ему каблук и ключи от летнего дома, после чего поведал свою историю.
Он слушал, нетерпеливо барабаня пальцами по столу, словно ощущая ускользающие секунды.
– Возможно, Мак-Гауэн лжет. Его рассказ не показался вам фантастичным?
– Даже очень фантастичным. Но если бы он хотел солгать, то выдумал бы что-нибудь более правдоподобное. Кроме того, я видел яму.
– Он мог сам ее вырыть. И у него была причина для лжи, если он дед этой девушки.
– Мак-Гауэн даже не знал, что у его внучки неприятности, когда рассказывал мне о «могильщиках».
– По крайней мере, вас он убедил.
– Расспросите его сами.
– Непременно. А пока что я хочу, чтобы вы повторили вашу историю для протокола.
– Для этого я и пришел.
Он вызвал по селектору стенографиста. Элегантный седовласый мужчина притащил в комнату стенотайп и установил его на столе. Пока его беглые пальцы запечатлевали мое повествование, Уэстмор бродил по кабинету.
Шериф играл в моем отчете сугубо традиционную роль. Будь Уэстмор другим человеком, я мог бы высказаться откровенно, но его обходительность не вызывала у меня доверия. Окружной прокурор обладал большей властью, чем шериф, но я не мог быть уверен, как он ею воспользуется. В середине моего рассказа Уэстмор вышел из комнаты и вскоре вернулся, возбужденно сверкая глазами. После ухода стенографиста он сообщил мне причину:
5
Браун Джон (1800 – 1859) – американский аболиционист; вел вооруженную борьбу с рабовладельцами и был повешен.