Мартин широко улыбнулся, когда его глаза вернулись ко мне.
— Святое возвращение Бэтмэна! — воскликнула я на выдохе.
— Знаю. Она была жестокой, контролирующей, даже холодной. Она заставила его выглядеть маленьким и ничтожным при этом. —Он сказал это, словно восхищался тем, как она принизила его отца. — После ланча я узнал, кто она, увидел запись ее выборов и тогда понял, что это имело смысл.
— Как так?
— Потому что она — председатель Комитета по коммерции, науке и транспорту в Сенате. Она выступила автором или соавтором каждого потребительского и Анти-Большого Телекоммуникационного законопроекта, который разрабатывался последние десять лет.
Я почувствовала необходимость защитить ее.
— Это потому, что телекоммуникационные компании в США обладают монополией и вступают в неформальные соглашения не конкурировать друг с другом, чтобы держать цены искусственно завышенными, а значит, никто и никогда не сможет получить Сандеки Телеком или Брайтхауз, или Версию, чтобы на самом деле обеспечить конкурентоспособные ставки, уже не говоря о надлежащем обслуживании клиентов. Слишком много для разумной скорости интернета стоимостью менее $100 в месяц? Или вызова службы поддержки, которая не составляет и восьми часов? У кого есть время для этого?!
Мартин хмыкнул, схватив мои запястья. Я неосознанно жестикулировала руками, показывая свое разочарование.
— Знаю, знаю. Я согласен, — сказал он, пытаясь утешить меня, потирая внутреннюю сторону моей руки и мягко целуя. — Твоя мама делает хорошую работу в Вашингтоне.
Это да. Я знаю. Она была замечательной, мне очень понравилось, что моя супер-героиня мама в его коротком списке. У него был исключительно хороший вкус.
Независимо от нашего согласия в том, что она была удивительной, я снова покосилась на него, поджав губы.
— Странно говорить о моей матери, когда я в постели с тобой.
— Тогда о чем ты хочешь поговорить?
Я сболтнула первое, что пришло мне на ум.
— Каким был Мартин Сандеки, когда был ребенком?
Он поднял брови, отвечая:
— Говорить о твоей маме — странно, но говорить обо мне ребенке — нет?
— Просто ответь на вопрос.
Мартин на мгновение задумался, прежде чем ответить.
— Я был...тихим.
— Так что же, ты был наблюдателем?
— Наблюдателем?
— Ты был одним из тех ужасных детей, которые смотрят, как играют другие дети.
— Я не был ужасным.
— Я была. Я была ужасным наблюдателем. Я смотрела, как играют другие дети —довольно жутко, кстати — пытаясь разобраться в их играх. Особенно девочек. Они, казалось, очень много боролись друг с другом. И плакали. И выдумывали. И шептались.
— Но ты — нет?
— Нет. —Я вспомнила, как это было больно сначала: пренебрежительное отношение, когда мне было семь и восемь, и одиннадцать, и шестнадцать, но потом моя мама сказала, что я не должна была тратить энергию на обычных людей, потому что они никогда не стали бы никем сверх обычным: "Тебе не нужно дружить с ними для того, чтобы руководить ими", вот что она сказала тогда.
Я продолжила, отбрасывая воспоминания:
— Они не позволяли мне играть в свои азартные игры, в основном потому, что я была ужасной и всегда пыталась остановить их борьбу. Я пыталась создать долгосрочное перемирие. Но добиться гармонии между маленькими девочками напоминает попытку провести переговоры по ближневосточному мирному договору.
Мартин засмеялся на выдохе, заправив прядь моих волос за ухо и плечо.
— Я хотела, чтобы все обошлось, а они хотели продолжать эту драму. Но это нормально. Их отпор позволил мне совершенствовать искусство скрываться в очень юном возрасте.
— Почему ты пряталась? Они смеялись над тобой?
Я покачала головой.
— Нет. Они игнорировали меня. Думаю, я пряталась потому, что это был мой выбор. Тебя не будут игнорировать, если тебя никто не видит. —Я говорила, не переставая, никогда раньше я не задумывалась о том, почему пряталась. Выявление моих мотивов заставляли меня чувствовать себя очень некомфортно, поэтому,прочистив горло, я сменила тему:— Что же ты делал, когда был ребенком? Кроме того, что был тихим.
— Был упрямым.
— Ха! Я в шоке. —После чего я добавила себе под нос:— Вру. Я совсем не удивлена.
Мартин ущипнул меня за бок, достаточно, чтобы заставить меня извиваться.
— Я был тихим, упрямым и застенчивым.
— Застенчивым? —Я переместилась на матрасе, положив щеку на его руку, нахмурившись от этого слова. — Не могу представить тебя застенчивым.
— Почему? Потому что теперь я такой общительный?
Я задумалась над этим:какой был застенчивый Мартин — глазами ища его, думая о поведении Мартина с тех пор, как я знала его. Он почти не разговаривал со мной, как мой партнер по лабораторной, хотя он, видимо, думал обо мне довольно долгое время. Я вспомнила, как однажды он попросил мой номер телефона и как в прошлом семестре он не смотрел мне в глаза, пока он говорил.В то время я думала, что это было высокомерие. Я вспомнила, что на вечеринке в прошлую пятницу он был наверху, играл в бильярд вместо того, чтобы внизу напиваться и веселиться.
Это заставило меня задуматься и одновременно задать вопрос:
— Мартин, а ты любишь вечеринки?
Он прищурился, но ничего не сказал.
Мои глаза широко раскрылись, и я провозгласила:
— Ты не любишь вечеринки! Ты подлец!
Он поймал мои запястья, прежде чем я успела сделать хоть что-нибудь, типа пощекотать его или отстраниться, или прикусить его плечо, и переместил мои руки на свою голую грудь.
— Нет. Я не люблю вечеринки.
— Тогда почему ты заставил меня пойти?
— Потому что мне нравится сама мысль показать тебя в качестве моей подружки. —Я поморщилась.
— В этом нет смысла.
— Я не сказал, что это имеет смысл, просто это так.
Теперь мои глаза сузились.
— Но ты оставил меня, когда мы пришли.
— Мы уже разобрались с этим. Я ушел, желая показать тебе, что не собираюсь...как ты там говорила? Метить территорию вокруг тебя? Я искал тебя двадцать минут спустя и не мог найти. Ты ушла и спряталась в прачечной. Вместо того, чтобы показать, что ты моя девушка, я искал тебя пол ночи.
— Так вот почему ты был так зол, когда нашел меня?
— Нет. Я был зол еще до того, как нашел тебя, потому что думал, что ты ушла с кем-то другим. Было облегчением найти тебя, но потом я разозлился, потому что ты предпочла читать, а не быть со мной.
— Бедный, бедный Мартин. —Настолько, насколько я могла дотянуться с ним, удерживающим мои запястья, я погладила его грудь. — Давай я поцелую твое задетое эго и тебе станет лучше.
Он выгнул бровь.
— Я не хочу, чтобы ты целовала его.
Сжав губы, я прищурилась на него.
— Ты всегда думаешь о сексе?
— Да.
Я фыркнула.
— Точнее, о сексе с тобой.
Я безмолвно смотрела на него, а он на меня. До этого, когда он пошутил насчет вставить моей вишенке, это ощущалось как шутка. Но сейчас... нет.
Я не думала, что была готова к этому, еще нет. Мы были вместе меньше недели. Я доверилась ему менее трех дней назад. Это могло быть и как лагерь знакомств, но я все еще пыталась понять смысл страсти. Заниматься сексом с Мартином, при этом не любя его, было плохой идеей.
Я не хотела путать одно с другим.
— Мартин, я не...
— Знаю. Ты еще не готова. — Он кивнул, его глаза метались между моими, его тело прижалось ближе одним гибким восхитительным движением, потом он отпустил одно мое запястье, погладив мое тело от плеча до бедер.
Потом заставляя меня одновременно смеяться и хмуриться, добавил:
— Возможно, завтра.
ГЛАВА 8: Переходные металлы и Координационная химия
Утром четверга я обнаружила себя, спутанной в клубок из конечностей. В защиту Мартина скажу, что я совершенно вытеснила его с кровати. Я растянулась на нем сверху.