— Тогда помоги мне, — умоляла я в ответ. — Помоги мне найти другой способ. Я не хочу этого делать. Помоги мне бороться с твоим отцом.
В его глазах было отчаяние и мука, когда он посмотрел на меня. Он взмолился:
— Мы можем видеться тайно.
— Нет. Кто-нибудь может узнать, и тогда моя мама будет выглядеть еще хуже.
— Он раздавит меня, Паркер. — Мартин покачал головой, боль от разочарования и беспомощности бросала тень на его черты. — Я не могу пойти против него, еще нет.
Я выпустила дыхание, которое задерживала. Мой голос был полон слез, но в то же время тверд. Пожав плечами, я сказала:
— Тогда... Думаю, пора прощаться.
ГЛАВА 14: Атомные веса
Я не могла перестать плакать. Просто физически не могла.
Мне было больно. Мне было настолько больно. Каждый раз, как я закрывала глаза, видела его лицо, и мне становилось еще больнее. Я стала задыхаться, словно стала тонуть от этого.
Я была не таким человеком, по крайней мере, не была такой до этого момента. Я была спокойной и отстраненной, я презирала драму. Я никогда не понимала девушек, которые плакали из-за парней. Но я делала это сейчас. И я успела чертовски прочувствовать это. У меня не было никакого контроля над моими мучениями, у меня не было выбора, кроме как чувствовать это, все это, и это был отстой.
Так что, я похоронила себя под одеялом и плакала, будто это была моя работа, а я надеялась на повышение по службе. Я плакала, пока моя подушка не стала мокрой, и единственное, чего я добилась, было то, что пульсация в моей голове стала такой же сильной, как и боль в моем сердце.
Вот в каком состоянии нашла меня Сэм после расставания с Мартином.
Она остановилась в двери в нашу комнату, и свет из коридора осветил мою кровать, а я встретилась с ней взглядом, пока она осматривала мое припухшее, заплаканное лицо. Уголки ее рта опустились, когда она сжала губы.
— Кто-то умер? — спросила она.
Я покачала головой и прижала лицо к влажной подушке, мои слова прозвучали приглушенно, когда я драматично ответила:
— Нет. Но я хотела бы.
— Ты хотела бы умереть?
— Да, я хочу умереть.
— Почему?
— Мы расстались.
Иииииии еще больше слез. Я икнула, всхлипывая.
— Ну... Черт. — Я слышала ее вздох, потом она нежно сказала, поглаживая меня по спине: — Я скоро вернусь с мороженым и фруктами.
Дверь щелкнула, закрываясь за ней. Так что я плакала, завернувшись в хаос чувств и мыслей, захлестнувших меня, после того как сама ушла от Мартина.
Может, я была эгоисткой.
Может, месть Мартина была важнее, чем репутация моей матери и обеспечение интернет-сервисом миллионов людей.
Может, мы могли бы видеться тайно, и никто бы не узнал.
Может, мы просто расстались бы на четыре месяца, чтобы он смог привести свой план мести в действие.
Может, я просто превращалась в жалкое существо, которое хваталось за любую соломинку, потому что я скучала по нему каждой клеточкой своего тела, и мысль, что я никогда больше не увидела бы его и не заговорила бы с ним снова, заставляла меня желать поджечь себя.
Конечно же, я бы не подожгла себя, но сделала бы что-нибудь радикальное, потому что мне было так чертовски больно и очень, очень плохо.
А прошло всего пять часов.
Сэм вернулась, когда я была в середине воспроизведения разговора с Мартином в моей голове и потому сомневалась в правильности моего решения в миллионный раз.
Она включила свет, заставляя меня стонать, морщиться и более страстно желать смерти.
— Кэти, возьми розовые таблетки на тумбочке и выпей воды. У тебя, наверное, обезвоживание.
— Что за розовые таблетки?
— Ибупрофен.
Я изо всех сил пыталась сесть, потянувшись за таблетками, и начала плакать.
— Ладно, — сказала я сквозь слезы, — я возьму таблетки, но ничто и никогда не заставит меня снова чувствовать себя хорошо.
Сэм уныло вздохнула, и я услышала звон посуды и шелест полиэтиленового пакета, уверена, что это были звуки приготовления мороженого. После того как я выпила воды, Сэм подсунула мне новую коробку салфеток и дала мне в руки тарелку.
— Ешь свое мороженое и рассказывай мне, что случилось.
Я пожала плечами, покосившись на мятное с шоколадной крошкой и помадкой мороженое в моей тарелке.
— Я не знаю, что сказать.
— Мне нужно нанять киллера?
Я немного попробовала мороженое. На вкус оно было очень хорошее. Я была оцепенело поражена тем, что что-то могло быть таким вкусным.
— Нет. Я порвала с ним.
— Ты рассталась с ним?
Я кивнула, подвинув мороженое в сторону, чтобы добраться до помадки.
— Это как-то связано с твоей мамой?
Я снова кивнула, горло сжалось. Внезапно мне перехотелось помадку, потому что помадка была не Мартином и никогда не стала бы Мартином.
Дурацкая помадка.
Держа свою тарелку в руках, Сэм села рядом со мной на кровать и обняла меня за плечи.
— Кэйтлин, расскажи мне все. Поговори со мной. Позволь помочь тебе.
— Ничто уже не поможет. — Я знала, что это прозвучало угрюмо, но мне было все равно. Быть драматичной—единственное, что казалось правильным.
— Тогда расскажи мне, потому что я любопытная. Расскажи, что произошло.
Так я и сделала. Я рассказала ей все про то, что Мартин был отвержен родителями, как он рос, и о его унижениях — хотя я не вдавалась в подробности — и о безвыходной ситуации с матерью, также смутно описала планы мести Мартина.
Это заняло у меня час, потому что я прерывалась, время от времени всхлипывая, словно ребенок. Говорить об этом было словно переживать это снова и снова, и я испытывала свежую боль с каждым словом. Однако, когда я закончила, когда мой рассказ о несчастьях был закончен, я почувствовала себя как-то иначе.
Я не чувствовала себя лучше. Просто не такой...отчаявшейся.
Отчаянная, опустошенная, удрученная, подавленная, безнадежная, безутешная, несчастная...
— Извини, если из-за этого между тобой и Эриком будет все странно, — сказала я в тарелку с мороженым, потому что мне тяжело было поднять глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Я просто надеюсь, это не поставит тебя и Эрика в неловкую ситуацию. Ты не должна позволять тому, что мы расстались с Мартином, отразиться на ваших отношениях.
Она молчала с минуту, и я ощущала ее взгляд на себе.
— Кэйтлин...Эрик и я не встречаемся.
Хоть это и было больно, я подняла глаза на нее, зная, что выражение моего лица выдавало замешательство.
— Нет?
— Нет, дорогая. Мы не встречались.
— Тогда... Что случилось на прошлой неделе? — Я говорила в нос и немного пискляво.
Она пожала плечами.
— Ничего значительного. Я имею в виду... Мы хорошо провели время вместе, но мы не встречаемся.
— Ты спала с ним? — Я не знала, что хотела спросить, пока не задала этот вопрос, и вздрогнула, потому что это было грубо, категорично и требовательно.
Ее полуулыбка была почти покровительственной.
— Да. Мы спали вместе. И мы зависали вместе и получили массу удовольствия. Мне он очень нравится, но я не ищу отношений, я сказала ему об этом еще в начале недели. Между занятиями и теннисом мне нужно подработка на лето, я все еще в поисках хорошего места. Так что мы хорошо провели время, но я сомневаюсь, что увижу его снова.
Новые слезы затопили мои глаза, и я сморгнула их, пораженная тем, что еще могла плакать.
— Я плохая феминистка? Ты можешь сказать мне правду.
— Ты это о чем? — Сэм хмыкнула, пытаясь распутать клочок волос у меня за ухом.
— Потому что я влюблена в Мартина. Я начала влюбляться в него в тот момент, когда он поцеловал меня в кабинете химии. У меня абсолютная слабость к нему. И мысль спать с кем-то без любви... Я не знаю. От это меня тянет вырвать.