—Ну, мы не будем заниматься сегодня этим. Сегодня Неприкосновенный вторник.
—Мы уже прикасаемся.
—Ты знаешь, что я имела в виду. Мы сделаем кое-что прикольное.
—Я думал, ты сказала, никаких прикосновений.
Я шлепнула его по плечу.
—Мы сделаем кое-что прикольное без прикосновений.
—Ты можешь прикасаться к себе? Я не прочь посмотреть.
Этим комментарием он заслужил щипок. Я подняла голову, наклонившись над ним, и ущипнула его чуть ниже ребер.
— Ау! — Его руки взметнулись к тому месту, где я ущипнула его. —Вот, что бывает за твою дерзость.
—Святое дерьмо, Паркер! Больно. Хорошо. Что ты задумала?— Я видела, как он потирал кожу. Его тон и выражение лица были как у недовольного подростка, хотя я видела, как он старался не усмехнуться.
—Я научу тебя танцевать, а ты научишь меня грести.
—Я думал, ты не умеешь танцевать?
—Я умею танцевать только бальные танцы. Я научу тебя танго.
Он выгнул одну бровь.Это была бровь подозрения.
— Ты умеешь танцевать танго?
—Да.
—Хмм.
—А ты научишь меня грести.
—Хмм...Я буду прикасаться к тебе, когда буду учить.
—С такими прикосновениями все в порядке — это учебные прикосновения. Это не делается с чувственными намерениями.
—Паркер, все это время я прикасался к тебе с чувственными намерениями. — Его голос был категоричным.
Я фыркнула, гордясь собой, что не закатила глаза или улыбнулась.
—Ну, тебе нужно контролировать себя один день.
—Зачем мы опять это делаем? Почему это хорошая идея?—Он опустил взгляд к моей груди, туда, где она прижималась к его плечу.
—Потому что мы действительно не знаем друг друга.
—Я знаю тебя.
Я проигнорировала его заявление, потому что это была чепуха.
—Вчера мы договорились, что оставим это в прошлом, так? На эту неделю?
Он кивнул, по-прежнему глядя на мои сиськи.
—Гхм... Ты меня слушаешь?
—Да. Ты все еще хочешь меня. — Я опять ущипнула его.
Он подпрыгнул. Подняв взгляд на меня, он схватил мои руки.
— Перестань щипать меня.
—Перестань вести себя как кобель.
Он пытался удержать их вместе, но в итоге проиграл битву смеху.
—Тебя так легко раздразнить.
—Ох? Ты хочешь, чтобы я дразнилась в ответ? Потому что я могу это сделать.— Мой голос прозвучал угрожающим, низким, чем я очень гордилась.
Он перестал смеяться. Его глаза расширились и стали серьезными.
— Паркер...
—Думаю, у меня где-то есть бикини. Возможно, я могла бы помочь наносить пену и мыть гольф-кары...
Он вздохнул, что больше походило на рычание, и его глаза закрылись. Он отпустил мои запястья и прижал ладони к глазам.
— Это неприятно.
Впервые я использовала свою сексуальность для чего-то, чего не делала никогда раньше. Я привыкла полагаться только на свой мозг. Использовать свою женственность было забавно. Кто знает?
Конечно, после этой мысли последовало чувство вины. Напоминая мне, что многие поколения до меня, как моя мама, работали не покладая рук, чтобы освободить женщин от оков сексуальности, как единственного источника важности женщин.
Женщина значит больше, чем состояние ее девственной плевы или размер платья.
Тогда моя сексуальность-сучка ударила по моей вине. После чего моя простофиля-вина стукнула по моей сексуальности. Я мысленно сделала шаг назад, оставляя их бороться между собой, словно гигантский кальмар и кашалот в глубинах океана.
Я покачала головой, прежде чем сказать, пытаясь освободиться от своих раздвоенных мыслей.
—Тогда послушай меня и перестань дразниться. Если ты действительно хочешь отношений с кем-то, то должен узнать человека, и не только в физическом плане. Неприкосновенный вторник —это хорошая вещь. У нас будет немного времени без давления, чтобы больше узнать друг о друге.
— Я знаю тебя. — Его глаза были все еще закрыты, он словно говорил это комнате.
—Нет. Не знаешь. Какую начинку я люблю в пицце?
Мартин молчал. Я восприняла это как хороший знак. Но он выглядел подавлено, когда открыл глаза и посмотрел на меня.
Очевидно, мне стоит напомнить ему, что Неприкосновенный вторник не длится вечно.
—И тогда завтра...— Я провела пальчиками по его груди, вниз по животу, к краю его боксеров. Он поймал меня за запястье прежде, чем я смогла проскользнуть внутрь.
— А завтра что? — зарычал он, его глаза сверкнули опасным блеском.
—А завтра среда. Может, мы сыграем в шахматы или поработаем над нашей лабораторной по химии.
Он медленно покачал головой, его голос стал низким и хриплым.
—Думаю, ты не понимаешь, как сильно я тебя хочу.
Очередная волна понимания распространилась по моему телу, посылая ощутимые уколы везде, но особенно в моих трусиках. Инстинктивно я сжала бедра вместе.
—Мартин...
Он сел и подался вперед, его перемещения заставили меня замолчать, так что я снова легла. Мы поменялись местами, и теперь он нависал надо мной.
Он не отводил взгляд до последней секунды, пока не наклонился и прошептал:
—Так много способов...— Он поцеловал меня в щеку, рукой скользнув по животу, его пальцы пробрались под хлопок моих шортиков, дразня мои завитки, лаская их, лаская меня. Я инстинктивно подалась бедрами навстречу его прикосновениям. Но сердцем я знала, что должна была оставаться спокойной.
— Это Неприкосновенный вторник, Мартин, — я вздохнула, потянувшись к его запястью.
Его рука замерла, а лицо опустилось к моей шее.
— Хорошо. Неприкосновенный вторник. Но завтра будет Мокрая и Дикая среда, Язык и зубы в четверг и пятницу... — Он укусил меня своими острыми зубами —почему они такие острые?!— потом облизал это место. — Ну, я думаю, ты догадываешься, что произойдет в пятницу.
ГЛАВА 3: Константы равновесия в растворах
Неприкосновенный вторник был огромным успехом и огромной болью в моих ягодичных мышцах.
Я только десять минут рассказывала об основах танго, как Эрик и Сэм поймали нас с поличным. Наша пара превратилась в четверку, и это было хорошо, потому что танго — танец не для платонических отношений, чтобы узнать друг друга получше. Я показала Мартину правильное положение рук, и он смотрел на меня так, будто немного ненавидел.
Поэтому я танцевала с Эриком, Сэм — с Мартином, а в один момент, Мартин танцевал с Эриком и пытался опрокинуть его.
Видеть, как Мартин дурачился со своим другом, было большим откровением для меня. Еще одним открытием было, что он не мог танцевать, если вел не он, даже когда плохо знал шаги. Он не мог уступить контроль. Он не мог позволить кому-то, даже на короткий промежуток, руководить. Но он быстро учился и, на удивление, изящно, вскоре ведя Сэм по комнате, уверенными шагами.
Как обычно. Он был хорош во всем, кроме, может, как вести себя мило.
Роза объявила, что обед будет на балконе, а я очень проголодалась. Мы вчетвером присоединились к остальным, заняв места с видом на океан. Следовало отметить, что Бэна-насильника не было. Как и Герка. Видимо, они оба остались с ночевкой на вечеринке и еще не вернулись.
Когда остальные ребята услышали мой план, чтобы научиться грести, подавляющие большинство встретило мою затею с энтузиазмом и волнением. Хотя они еще плохо меня знали, оказалось, гребцы всегда хотели приобщить других людей к гребле. Поэтому, мы решили взять одну лодку. Так как двоих не было, Сэм заняла место Бэна.
Они решили взять деревянную лодку, старушку называли Покок, вместо гладкой из углеродистого волокна Весполи, которую они обычно использовали для тренировок. Эрик объяснил, что так легче "установить", то есть сбалансировать, связь между двумя новыми гребцами, что было очень важно, и не сидеть так высоко в воде.
Они тащили ее по пляжу, пока вода не коснулась их бедер. Сэм и я были слишком низкими, чтобы помочь с лодкой, потому что они несли ее над головами, поэтому мы взяли весла.