И я хотела прокричать, что не кто-то, а я обнималась с Мартином Сандеки, как-то вот так: Я ОБНИМАЛАСЬ С МАРТИНОМ САНДЕКИ!
Но вместо этого я спросила спокойно и невозмутимо:
— Итак, скажи мне, ты больше любишь обнимать или когда тебя обнимают?
Его губы были напротив моей шеи, в том месте, где она соединялась с плечами, и я почувствовала, как его рот скривился в едва заметной полуулыбке.
— Не знаю, я никогда этого раньше не делал.
— Что? Не обнимался?
— Ага.
Я позволила этому случиться. И как только это произошло, я улыбнулась в тусклом свете каюты, сказав с небольшим удивлением:
— Кэйтлин Паркер сдавила Мартина Сандеки в объятиях, как вишенку.
Я почувствовала его широкую улыбку, прежде чем он сказал:
— Неплохо. Я надеюсь вставить твоей вишенке.
Я потрясенно вздохнула, после чего рассмеялась, прикрывая половину лица. Потом и он присоединился ко мне, и я почувствовала, как содрогалась его грудь от смеха.
Было хорошо разговаривать с ним, шутить. Не могла определить, когда мы доросли до такого комфорта друг с другом, но было бы странно, если бы я позволяла ему прикасаться к моему телу, не будучи уверенной, что смогла бы дразнить его по поводу обнимашек.
Мы провели весь день, валяя дурака, плавали, потом поели, разговаривали, немного подурачившись. Он любил меня на животе, лежа в постели с его пальцами между моих раздвинутых ног, покусывая мою спину, бока, шею и задницу.
Еще ему нравилось, когда яседлала его лицо, пока он лежал на кровати, впившись пальцами в мои бедра и голень, пробуя меня.
Еще он любил, когда я, оседлав его бедра, просто целовала его, мы были как подростки, у которых играли гормоны, обнимались, прикасались, лаская, изучая сладкие места друг у друга.
Несмотря на то, как начался этот день, он мгновенно стал одним из моих любимых за все это время. Я чувствовала себя счастливой. Такой счастливой. Легкомысленной, возбужденной, радостной, восторженной и беззаботной, как никогда не чувствовала себя раньше. Просто лежать с ним было волнующе. Мы были командой, и я была уверена, что могла на него положиться, и я хотела, чтобы и он смог.
— Итак, сэр, — я упомянула его шутку про «вставить вишенке», — это было весело и своевременно. Сегодня вы выиграли конкурс Остроумная среда.
— Не знал, что у нас конкурс, и я думал, что сегодня МокраяиДикаясреда.
— Среда может быть какой угодно, не только мокрой и дикой. Она может быть остроумной, задумчивой или тревожной. Эта прекрасная среда.
— И что же я выиграл? Где мой приз?
— Просто знание того, что ты выиграл, и мое уважение.
Он сжал меня.
— И у многих людей есть твое уважение? —Я задумалась над этим, сжав губы и прищурившись.
— Сорок семь...и половинка.
— И кто эта половинка?
— Это не половинка, а два и три четверти, и они принадлежат Джону Ф. Кеннеди и Ричарду Никсону. Я на три четверти их уважаю.
— Ты уважаешь исторические личности?
— Да, после тщательной проверки.
— Ричард Никсон? В самом деле?
Я кивнула.
— Да. Он много сделал для нормализации наших отношений с Китаем. Ну, еще он вытащил нас из Вьетнама. Но... Его властолюбивое высокомерие, ложь и слабость, а также приукрашивание по телевизору событий низводит его до трех четвертей.
— А «ДФК[8]»? Каковы его недостатки?
— Мне не нравится, как он относился к женщинам, особенно к жене. Он не делал на практике того, что говорил, что делает его скользким типом.Также фиаско в Заливе Гвиней и групповое мышление, тьфу. Не проси меня начинать.
— Хорошо, не буду. — Он снова сжал меня в объятиях.
— Что на счет тебя? Как много людей ты уважаешь?
Мартин вздохнул.Я почувствовала, как он выдохнул мне в шею, заставив волоски на коже зашевелиться, пощекотав меня.
— Давай посмотрим, — он замер.
— Слишком много, чтобы сосчитать?
— Пять... Нет, четыре.
— Четыре? Всего четыре?
— Да.
—Ну кто, скажите на милость, эти столпы человечества?
— В отличие от тебя, исторических деятелей не уважаю вообще. Если я никогда не встречал человека, я не могу уважать его.
— Ты говоришь серьезно.
— Это серьезно.
— Нет, я действительно хочу знать. —Я сдвинула ноги, повернув голову через плечо, чтобы видеть его лицо.
— Да, конечно.
Я улыбнулась, но быстро подавила улыбку.
— Конечно. —Он все также серьезно продолжил:— Эрик.
— Твой товарищ по команде?