Он кивнул.
Я повернула голову обратно к подушке, было приятно слышать, что Мартин уважал Эрика, так как была уверена, что Сэм действительно очень понравилась Эрику.
— И мой бизнес партнер.
— С этими штукамис венчурным капиталом в Нью-Йорке?
— Да.
— Кто четвертый?
— Твоя мама, Сенатор Паркер.
Я нахмурилась, несколько раз моргнув, мой тон передавал мое удивление.
— Моя мама? Ты встречался с ней?
Я почувствовала его кивок, когда его руки сжались вокруг моей поясницы.
— Мартин, когда ты встречался с моей мамой?
— Три года назад в Вашингтоне, округ Колумбия.
—Что?.. Как?.. Когда? —Возможно, он не понял вопрос, отчего я повернулась, чтобы быть лицом к нему. — Хорошо, начнем сначала. Что случилось? Как ты с ней встретился?
Он пожал плечами, словно то, что он сначала встретился с моей матерью, а только потом познакомился со мной, не большое дело.
— Я был в округе Колумбия с отцом. Мы сидели за ланчем в ресторане с командой телекоммуникационных лоббистов, и вошла твоя мама с несколькими членами своей команды.
— И ты уважаешь ее потому, что...она заказала гамбургер вместо салата? —Я покосилась на него, пытаясь понять, как короткая встреча с моей мамой три года назад могла завоевать его уважение, как она могла стать одной из четырех человек в этом коротком списке.
— Мой отец остановил ее, когда она проходила мимо, предложив присоединиться к нам за ланчем. — Взгляд Мартина переместился за мое плечо, сосредоточившись, вспоминая эту сцену. — Я впервые видел, что мой отец был вежлив с кем-то. А она посмотрела на него, как на подонка. —Одна сторона его рта выгнулась галочкой при воспоминании.
— Что она сказала? Она осталась на ланч с вами?
Он покачал головой и мягко улыбнулся.
— Нет.Она сказала: "Нет, спасибо" и попыталась уйти.Но он преградил ей путь,при этом толкнув. Тогда она сказала: "Я лучше наемся стекла, чем будут страдать от твоей испорченной и нудной компании".
Мартин широко улыбнулся, когда его глаза вернулись ко мне.
— Святое возвращение Бэтмэна! — воскликнула я на выдохе.
— Знаю. Она была жестокой, контролирующей, даже холодной. Она заставила его выглядеть маленьким и ничтожным при этом. —Он сказал это, словно восхищался тем, как она принизила его отца. — После ланча я узнал, кто она, увидел запись ее выборов и тогда понял, что это имело смысл.
— Как так?
— Потому что она — председатель Комитета по коммерции, науке и транспорту в Сенате. Она выступила автором или соавтором каждого потребительского и Анти-Большого Телекоммуникационного законопроекта, который разрабатывался последние десять лет.
Я почувствовала необходимость защитить ее.
— Это потому, что телекоммуникационные компании в США обладают монополией и вступают в неформальные соглашения не конкурировать друг с другом, чтобы держать цены искусственно завышенными, а значит, никто и никогда не сможет получить Сандеки Телеком или Брайтхауз, или Версию, чтобы на самом деле обеспечить конкурентоспособные ставки, уже не говоря о надлежащем обслуживании клиентов. Слишком много для разумной скорости интернета стоимостью менее $100 в месяц? Или вызова службы поддержки, которая не составляет и восьми часов? У кого есть время для этого?!
Мартин хмыкнул, схватив мои запястья. Я неосознанно жестикулировала руками, показывая свое разочарование.
— Знаю, знаю. Я согласен, — сказал он, пытаясь утешить меня, потирая внутреннюю сторону моей руки и мягко целуя. — Твоя мама делает хорошую работу в Вашингтоне.
Это да. Я знаю. Она была замечательной, мне очень понравилось, что моя супер-героиня мама в его коротком списке. У него был исключительно хороший вкус.
Независимо от нашего согласия в том, что она была удивительной, я снова покосилась на него, поджав губы.
— Странно говорить о моей матери, когда я в постели с тобой.
— Тогда о чем ты хочешь поговорить?
Я сболтнула первое, что пришло мне на ум.
— Каким был Мартин Сандеки, когда был ребенком?
Он поднял брови, отвечая:
— Говорить о твоей маме — странно, но говорить обо мне ребенке — нет?
— Просто ответь на вопрос.
Мартин на мгновение задумался, прежде чем ответить.
— Я был...тихим.
— Так что же, ты был наблюдателем?
— Наблюдателем?
— Ты был одним из тех ужасных детей, которые смотрят, как играют другие дети.
— Я не был ужасным.
— Я была. Я была ужасным наблюдателем. Я смотрела, как играют другие дети —довольно жутко, кстати — пытаясь разобраться в их играх. Особенно девочек. Они, казалось, очень много боролись друг с другом. И плакали. И выдумывали. И шептались.