Я уже плохой ходок.Утки, озеро, ледок,Небосвод пустой и серый,Старый лаз забит фанерой.И не деться никуда.Осень, стылая вода.Шагом медленным, усталымПрохожу по листьям палым.
«Поведай, что же ты открыл…»
Поведай, что же ты открылПод вечный шум небесных крыл.Открыл, что жизнь не мёд, не млекоИ золотого нету века.Открыл, что с каждым днём больнейИ жить, и расставаться с ней —С неповторимой жизнью этой,И с бедной сумрачной планетой.
«А я, как глухая тетеря…»
А я, как глухая тетеря,Токую: «Потеря, потеря», —Тоскуя с зари до заката,Токую: «Утрата, утрата...»А жизнь мне другое пророчитИ щёку легонько щекочетЛучом, что и нежен, и ярок,И шепчет: «Подарок, подарок».
«Ничего с тобой не будет…»
Ничего с тобой не будет:Помелькаешь – пропадёшь.Этот мир тебя забудет,А другого не найдёшь.Впрочем, всё это догадки.Может, будет всё не так...Гаснет день январский краткий,Дальше темень, дальше мрак.Дальше, дальше, что там дальше?Говорят, что тишина...Белый снег идёт тишайший,Снега белая стена.Тишиной всё завершится...Длится хлопьев снежный бал...Так легко всего лишиться,Чем едва ли обладал.
Жизнь меня морочила, жизнь меня манила,Окунала перышко в синие чернилаИ писала набело, вовсе без запинки,Все свои послания строго по старинке,Чтобы я читала их, шевеля губами,Как когда-то азбуку я читала маме...Неостановимое перышко скрипело,И синица вешняя за окошком пела.
«А день, ничем не омрачённый…»
А день, ничем не омрачённый,Обласканный и золочёный, —Он жив и светится пока.Дорога, облако, река.И все в нём могут разместиться:Здесь мы с тобой, а выше птица,А ниже множество теней —Та покороче, та длинней.
«И всё, что за день жизнь накопит…»
И всё, что за день жизнь накопит,Она в ночи глубокой топит,В ночи глубокой, как в пруду.И что же завтра я найду?Я день найду лучистый, новый,Просторный, ко всему готовый.
Книга вторая
А мир творится и творится...
2006
«Дитя лежит в своей коляске…»
Дитя лежит в своей коляске. Ему не вырасти без ласки, Без млечной тоненькой струи. О Господи, дела твои.Тугое новенькое тельце Младенца, странника, пришельца, Который смотрит в облака, На землю не ступив пока.
Придумали себе рубеж.А хорошо б остаться межМинувшим годом и грядущимИ жить во времени текущем,Где этот свет и этот мракНе обозначены никак,Где нет ни имени, ни даты.И если крикнут мне: «Куда ты?», —Скажу: «Спешу я к той заре,Которой нет в календаре».
«Нельзя так мчаться и мелькать…»
Нельзя так мчаться и мелькать.Зачем вы так летали,Года мои? Хочу вникатьВ подробности, в детали.Хочу, чтоб миг, крылом шурша,Присел на подоконник.Хочу всё утро, не спеша,Читать старинный сонник.Хочу, чтоб белый, белый деньСтоял – не шелохнулся,И чтобы всяк, ушедший в тень,Когда-нибудь вернулся.
«Франциск с овечкой говорит…»
Франциск с овечкой говорит,Молитву тихую творит.Он дышит воздухом прозрачнымИ говорит с цветком невзрачным,Шепча: «Господь тебя храни».Текут его земные дни,Молитва длится, длится, длится,И горлинка на грудь садится.
«А мир творится и творится…»
А мир творится и творится,И день, готовый испариться,Добавил ветра и огня.И вот уж залетела птицаВ пределы будущего дня.И не кончается творенье,Как не кончается пареньеПолётом одержимых птиц,И что ни утро – озареньеПодъятых к небу светлых лиц.
«”День добрый”, – шепчу я…»
«День добрый, – шепчу я. – День добрый», – шепчуИ жмусь к твоему, мой любимый, плечу.День добрый. Он милостив. Он пощадит.Он столько счастливых мгновений родит.Он нас приласкает весенним лучом,И мы не попросим его ни о чём.
«А художник сказал, что тоска остаётся…»
А художник сказал, что тоска остаётся.От неё не спастись. Без неё не поётся.Без неё на холсте осыпаются краски.Вот подсолнух пылает в неистовой пляске.Кисть танцует, дика. Живописец тоскуетИ от острой тоски задохнуться рискует.
«На облако белое, как молоко…»
На облако белое, как молоко,Прищурясь взгляну и вздохну глубоко.Так пахнет апрелем, и льдистой водой,И призрачным счастьем, и близкой бедой.Живу, заклиная: «О, если бы мог,О, если бы мог Ты», – и в горле комок.