Внезапно на мост накатился рокот мотора. Грузная, огромной показавшаяся машина, шевеля откидными крыльями поднятого верха, вскреблась на оледенелое взгробье моста и стала. Дверца откинулась, гулко и коротко взлязгнув металлом. На дорогу выскочил офицер, чуть шатнулся на скользком раскате и осмотрелся во все стороны.
Было в этой фигуре, высокой и стройной, в серебряных погонах, вспузырившихся на сжатых хищным движением плечах, в башлыке, до самых глаз окутавшем лицо, столько настороженной угрозы, что Андрей и Наташа невольно пригнулись, шагнули в сторону, прочь от дороги, в сугробы, к берегу, в самую темь густо столпившихся здесь деревьев.
Приглушенно рычал на холостом ходу мотор. Офицер отошел на середину моста, осмотрелся еще, успокоенно мотнул головой, вернулся к машине. Шофер, приземистый, в барашковой шапке, тоже до глаз замотанный башлыком, торопливо выскочил из кабинки. Мелькнула еще голова, в офицерской фуражке и башлыке. По мерзлым доскам настила глухо затопали ноги, чуть прозвенела четким холодным звоном шпора.
Все трое, толкаясь плечами, нагнулись у дверцы. Распрямились, шагнули покачиваясь... Под лунным светом ясно увидели Андрей и Наташа: над серым брусом перил выпятились вперед, к реке, над рекою, ноги, странно прижатые друг к другу. Хлестнулись вдогон отвернувшиеся было назад тяжелые полы меховой роскошной шубы, всползло туловище, под мышки подхваченное руками в белых перчатках. Еще прозвенели шпоры, торопливо и перебойно, - и в шесть рук, приседая в коленях от натуги, люди завалили тело плечами на перила.
- Веревки! - беззвучно, губами одними сказал Андрей: дыхания не было. - Он связан... Ноги!
Тело повернулось головою вперед. На черном сукне шубы серебрилась веревка. Частыми витками, вкруг. Нежданно, отчаянным вздрогом рванулась рука, вырвалась из крученого опоясья, поднялась...
- Жив!
Диким, бешеным толчком связанного сбросили за мост. Тело ударилось головою о выступ сваи, скривилось судорогой на тяжелом лету и рухнуло в полынью, взметнув черные, колючие брызги.
Трое, свесившись над перилами, смотрели. Тело ушло под воду.
Андрей и Наташа ждали, недвижные. Сердце Андрея отбивало тягуче время. Он тоже смотрел неотрывно.
Нет. Не всплыл. Подтянуло под лед.
На мосту засмеялись, отрывисто, взлаем... Один из офицеров закурил, бросил спичку. Шофер нагнулся, поднял, швырнул на лед и, торопясь, полез в кабину. Офицеры еще раз глянули в полынью. Опять стукнула дверца. Автомобиль рванулся полным ходом с моста. Дальше на Каменный Остров.
На съезде зажглись затушенные фары, нащупывая заслоненный деревьями просвет. Яркий сноп скользнул вдоль дороги: вырвался из мглы бугристый ствол, две недвижные, друг к другу прижавшиеся фигуры. Машина затормозила. Еще на ходу выскочил прямо в сугроб, в снег по колени, тот, первый, высокий. Второй крикнул что-то из глуби автомобиля.
Андрей и Наташа не шевелились. Офицер подошел шагом нетвердым, засунув правую руку в карман. Револьвер? Наверно. Они же не ходят без оружия, офицеры.
А этот - особенно. Он, может быть, и не офицер даже. Только одет офицером. Убийца. Они ж видели.
Офицер подошел вплотную. Башлык сполз, открылся горбатый, тонкий нос, холеный ус, щипцами уложенный над почернелой опухшей губой. Забелели оскалом зубы.
- Бесплатные зрители, что?
Голос был хрипл. Но в нем не было угрозы. Было даже какое-то благодушие. Это было странно. Так странно, что по спине Андрея зябкой трясучею дрожью прошел холодок. Офицер переступил ногами и дернул вперед корпус движением никчемным и неверным.
Пьян.
И, словно подтверждая молчаливую эту догадку, офицер качнулся, расставил ноги, ища упора, и приложил руку к козырьку фуражки.
- Mademoiselle...
От испуга глаза Наташи, большие, стали еще больше, еще ярче. Лицо, бледное, казалось почти красивым. Офицеру - во всяком случае. Потому что он пробормотал томно, закатывая вверх мутные зрачки:
- Mademoiselle... Между нами, я даже счастлив, что вы стали невольной свидетельницей нашего подвига...
Наташе сжало горло. Веревки, бессильной судорогой сведенная рука, черная полынья... стук виска о мерзлую сваю. Трое - и связанный...
Подвиг?
- Россия - спасена! - Офицер заложил руку за борт шинели жестом торжественным. - Восемнадцатое декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года: д-дата. Раздавлена гадина, ядом своим отравлявшая самодержавие...
Андрей дрогнул. С губ сорвалось:
- Распутин?
Офицер засмеялся, злобно и радостно, и протянул руку.
- Ваш-шу руку. Вы - патриот и истинно русский человек, я вижу. Сразу в точку! Да, Гришка Распутин.
Наташа судорожно сцепила в муфте - не расцепить! - захолодевшие пальцы. Рука в белой перчатке - та самая! - пожимала руку Андрея. Как он мог свою протянуть, как он мог!
Снег заскрипел. Подходил второй. И тоже правая рука в кармане. Услышав имя, он выругался, коротко и грязно, и заспешил.
- Ты... что... болтаешь?
Высокий помахал успокоительно.
- Отставить, дорогой. Нет надобности. Оч-чень симпатичная блондинка... и юноша. Истинно русские люди - даже по лицам видно... И приветствуют...
Подошедший оправил башлык ближе к глазам. Над белой полосой смятой шерсти чуть видны под козырьком желтые волчьи глаза. Он пристально оглядел обоих. Голос сквозь башлык прозвучал глухо.
- Приветствуют? Что ж... в конце концов - пусть!.. Может быть, даже и лучше, что были свидетели... Но помните, господа: то, что вы видели, - вы видели для истории. В будущем - да. Но пока, но сейчас никому ни слова. Иначе... вас под землею найдут. Кто за нами - нетрудно, я полагаю, и самим догадаться.
Он повернулся и пошел. За ним, откозыряв еще раз Наташе, двинулся высокий. Шофер, дожидавшийся, завел поспешно машину, и - в луче фонаря его руки показались Андрею красными. Почудилось? Нет... В самом деле - он был в красных с широкими крагами перчатках.
Щелкнула ручка дверцы. Опять загудел мотор. Защитный, с брезентовым верхом кузов машины дрогнул. Фары зашарили по снегу, ощупывая дорогу. Дымок. Мелькнула в глазах привернутая сбоку, наклоном, запасная - тяжелая, дорожная, походная - шина.