Наборщик ахнул и прикрыл рот рукой.
- Та-ак! Скандал!.. Как же царица теперь - без мил-друга, без божьего советника?
- Небось! - усмехнулся брезгливо корректор. - Другого найдут... Были ж и до Григория разные там... боговдохновенные старцы. Не в Распутине дело, а в распутинщине... А ее из царского строя не вытравишь. Факт примечательный, конечно, но перемен от него не приходится ждать. Офицерики думали, наверно, что двор после такого камуфлета одумается, так на то они и офицеры. Как было, так и будет, пока...
Он протянул листки.
- Вот, по этому поводу... Набери-ка скоренько. До утра на американке успеем оттиснуть. Я по росписи видел: Фролов нынче в ночной смене.
- Не вышел сегодня Фролов на работу, - озабоченно шепнул в ответ Федор. - Я и то боюсь, не случилось ли чего: позавчера утром повез на Выборгскую листовку...
- "Кому нужна война?" Ту, что в воскресенье печатали?
Федор кивнул:
- Она самая. Две тысячи тиснули. Повез - и больше мы его не видали. А в городе, слыхать, вчера и позавчера большие аресты были...
- Маришу не спрашивал?
- Не удосужился сходить: у себя в районе делов было - не продохнуть.
Он поднес рукопись близко к глазам, разбираясь.
- А вот пишете вы больно неразборчиво, товарищ Василий, да и мельчите зря. Странное дело: в Женеве, сами рассказывали, в типографии ленинской за кассой стояли: должны б знать, Ленин, наверное ж, не так пишет: со вниманием к наборщицким глазам. Набирать как? На кегль десять?
Ловкие, привычные пальцы забегали по кассам:
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
За дверью затрещали визгучие лестничные ступеньки: кто-то бежал опрометью.
Федор опустил верстатку.
- Что там... Пожар, что ли?
Кто-то, растрепанный, вломился в дверь, задыхаясь, натягивая пальто на бегу.
- Обыск. Полковник жандармский, пристав, сереньких и жандармов сила... Нелегальное, будто, у нас отпечатано... ищут... Сволочи, делать им нечего! Откуда у нас быть нелегальному?
Он перевел дух, прислушиваясь.
- Задержались... Какого-то там... за статью застукали... разбираются... Ходу, Федор... Дмитрий Павлович, пошли! С той стороны, со двора, пока что не оцеплено... А то заберут, потом доказывай...
Он умчался дальше. Федор поспешно рассыпал набор. Василий рвал листки, вдоль, узкими лентами.
- Эх... Сел Фролов... не иначе...
- Спичку давай... Да скорей же!
Гранки вспыхнули факелом. Наборщик заторопил, помахивая ими над ведром.
- Идите, в самом деле, товарищ Василий, пока ход есть... Калитку во дворе знаете - в соседнее владение?
- А ты?
Федор отмахнулся.
- Мне чего будет? Первого разряда наборщик! Иона зубом вырвет, не даст... Да и за что меня брать? Какое против меня доказательство? А вы комитетский, вам особо беречься надо, да и в охранке - черт их знает, может, от заграницы или здешнего старого подполья какие карточки есть: вы ж не как мы, - давний. Да идите ж! Как что будет, через Маришу дам знать, на Айваз... Скребутся, слышь?
В самом деле, уже стучали по лестнице шпоры. Василий, пригнувшись, вышел в низенькую боковую дверь.
Глава 5
Телефон
На Айвазе, в механической мастерской, митинг шел к концу. Не митинг, собственно: летучая сходка. Потому что по-прежнему бежали трансмиссии всегдашним вздрагивающим бегом, громыхали станки: не останавливая их, сошлись к проходу, к середине цеха рабочие. По теперешнему времени такие летучки часты: неспокойно стало в цехах. Больно сильно жмет разруха: с продовольствием туго, мяса давным-давно нет, хлеба - в обрез, картошки - и той не добудешь. Нет дров, нет керосина, у пустых лавок зря мерзнут в вечных очередях женщины. Все из-за войны, из-за царской политики. Накал поэтому по заводам нынче велик. Старики говорят: не сравнить даже с пятым годом. И чтобы такую вот летучку собрать - довольно кому-нибудь выйти на середину и крикнуть:
- Товарищи!
И мастера в таких случаях уже не заводят скандала, как бывало раньше, а выходят бочком на это время из цеха вон, чтобы не получилось с их стороны пособничества незаконному сборищу. Инструкция дана министерством внутренних дел - вести с рабочими осторожную, ласковую политику, положения отнюдь не обострять и так опять пошли по заводам забастовки, месяц от месяца круче. А мастерам - и за себя приходится особо беречься: чуть что глазом не успеешь моргнуть - на тачке вывезут. Только и следят мастера, чтобы хоть посторонних-то, агитаторов, в мастерских на собраниях не было.
Сегодняшнюю летучку в своем механическом цехе мастер Ефимов проверил: чужих нет. Со стороны в цех зашла только Марина Никольская, фельдшерица заводской амбулатории. Но ей по ее должности свободный пропуск во все цеха: свой заводской человек, притом не рабочий, а служащий, - а служащие, известно, люди хозяйские. Впрочем, для точности доклада начальству, присутствие Никольской Ефимов себе отметил.
Точностью докладов своих Ефимов законно гордился. Не в пример другим мастерам, он каждый раз достоверно излагал, кто и что именно говорил. Ибо, не в пример другим мастерам, он каждый раз незримо, так сказать, присутствовал на летучке: из конторки в цех в стене просверлен был им самолично слуховой ход - просверлен столь искусно, что незнающему нипочем не найти. Если приложить к ходу ухо, - слышно отчетливо.
На сегодняшний день мастер Ефимов допустил, однако, промашку: не сразу прислушался, первое слово, начальное, пропустил: наверно, было короткое. Говорил, уже возражая кому-то, Шиханов, и из возражения было видно, что внесено предложение на девятое января объявить забастовку в память расстрела пятого года.
Кто внес? Ефимов обругал себя крепко и тихо: для доклада ж очень существенно, кто. Ежели б Павлова, слесаря, третьего дня не взяло охранное, можно было бы голову прозакладывать, что именно он. Павлов в таких делах всегда был первый застрельщик: в докладах ефимовских ему всегда было поэтому главное место: за то и взят.
Шиханова мастер слушал сначала лениво. Шиханов говорит неторопливо и в однозвучье, обстоятельно и пространно говорит: степенный человек, числился в рабочей группе Военно-промышленного комитета - стало быть, лучший помощник администрации против всякого расстройства работ. Затем и учредил эту группу председатель комитета господин Гучков, именитейший коммерсант и заводчик. Насчет царя и капиталистов он, конечно, тоже выражается, без этого к рабочему нынче не подойти. Тем более, Шиханов значится социал-демократом, меньшевиком. Но ведь от слова не сбудется. Это только говорится так: бритва скребет, а слово режет. На деле же слово что! Летун!