– Алексей! – Радостно поворачивается ко мне Борис, отрываясь от окуляра электронного микроскопа. – Вернулся! Знакомься – это Веня Цукерман, инженер, его прислал ко мне Иван Иванович Сидорин, Веня – главный специалист в Москве по рентгеновским установкам.
– Скажете тоже, Борис Тимофеевич, – из-за спины Коломийца появляется мальчишеская фигура в потёртой "тельмановке" и близоруко щурится. – в прошлом году закончил вечерний факультет Механико-Машиностроительного…
– Иван Иванович слов на ветер не бросает, – пожимаю узкую мозолистую ладонь "главного специалиста". – значит это вы будете нам рентгеновский детектор на микроскоп делать?
– Выходит я. – Смущенно улыбается Веня.
– Отлично, откуда знаете профессора Сидорина?
– Я два года студентом работал в лаборатории ВИАМа в должности лаборанта, помогал Ивану Ивановичу в его работе по рентгеноструктурному анализу и дефектоскопии различных материалов, ещё монтировал установки в академии имени Жуковского.
– Очень интересно, – пытаюсь на взгляд определить скольку пареньку лет. – а сейчас где работаете?
– В рентгенлаборатории при ММИ, инженером, студентов учу…
– Переходите ко мне, Вениамин, – быстро принимаю решение. – зарплаты у нас хорошие, через год под руководством товарища Коломийца защитите диссертацию… Соглашайтесь.
– Ну я не знаю, быстро как-то всё. – Смутился Цукерман.
– Комнату в общежитии дам, – продолжаю соблазнять я. – и не где-нибудь на окраине, а прямо здесь через дорогу с видом на Кремль. По рукам?
– По рукам!
– Боря, не отпускай его, сразу веди в отдел кадров.
– Так хорошо, а тут у нас что, товарищ Перепёлкин? – Перехожу от макета пеленгатора к следующему образцу.
Довольно большая комната, где в бытность завода имени Орджоникидзе размещался один из участков сборочного цеха, отдана под лабораторию отдела радиоразведки и радио-электронной борьбы. В отдел перешли из Остехбюро пять радиоинженеров и десять техников, значительные силы если учитывать жесточайший кадровый дефицит.
– Это, Алексей Сергеевич, телеграфный ондулятор Крида. – пожилой начальник отдела, даёт отмашку юному лаборанту и включает бумажный регистратор.
Юноша споро застучал на телеграфном ключе, а по узкой ленте в такт задёргался самописец, оставляя чернильный след в виде прямоугольных импульсов. Напрягаю слух, пытаясь понять что там стучит лаборант.
"М-О-С-К-В-А"…
Беру в руку, выгнувшуюся дугой ленту.
"Два тире, три тире, три точки… Наглядно, два и три импульса с широкой полочкой, затем три – с короткой"…
– Допустим, что устал радист, не может вести приём, – объясняет Перепёлкин. – или отлучиться, например, нужно…
– Отличная идея! Предложившего надо непременно поощрить, Иван Сергеевич. – Уши лаборанта вспыхивают и передача на секунду прерывается. – Только я думаю, что самописец тут не очень подходит: большой расход бумаги, потом вручную разбирать диаграммы, лучше всего использовать запись на магнитную ленту. Услышав, что начинается сеанс связи, радист включает магнитофон, затем передаёт плёнку на пост расшифровки, где несложная элетронная схема под контролем оператора анализирует запись: короткий сигнал – точка, средний – тире, длинный – начало нового знака, распознаёт его и выводит код на перфоленту…
"К виду пригодному для ввода в РВМ".
– Получите сегодня со склада два магнитофона, – опережаю возражения Перепёлкина. – я распоряжусь. Товарищи, (оборачиваюсь к стоящим рядом сотрудникам) прошу обратить особое внимание, при конструировании вами любого прибора использовать только стандартное шасси, входящее в стандартную стойку. Эти стойки предназначены для установки в стандартный автомобильный прицеп. Никакой самодеятельности: большие приборы разделяются на блоки, влезающие в шасси, маленькие – объединяются с другими. Хочу обратится к вам с просьбой ускорить работы, передвижной пункт радиоразведки должен быть готов к заводским испытаниям 15 апреля этого года, к полигонным – 1 июня.
Собравшиеся зашумели.
"Нечего делать, и так полигонные испытания придётся совмещать с войсковыми, а то и гляди – с боевыми, события на озере Хасан – на носу".
– А не кажется ли вам, товарищ Гутенмахер, – прежде чем сказать Лосев как школьник поднимает руку. – что ваш основной строительный кирпичик, трёхтактный сдвиговый регистр, сам по себе имеет чрезмерную избыточность: шесть ферритовых сердечников и пять кристаллических диодов? А ваша запоминающая ячейка или, как любит её называть товарищ Чаганов – триггер, вообще состоит из восьми восьми ферритов и шести диодов, в то время как физтехи строят его на четырёх лампах. Это я ещё не говорю об экзотической системе синхронизации с тремя частично перекрывающимися фазами. Думаю, что ваш вычислитель выйдёт для нас золотым.