— Слушаюсь.
И надо же было вдове прийти в себя именно в тот момент, когда главный инженер и Уолли волокли ее тело к кровати, держа один за плечи, а другой — за ноги. Вдова широко раскрыла глаза и огляделась вокруг. Челюсть ее отвисла, и зубной протез с грохотом шлепнулся на пол. Она запыхтела и стала хватать ртом воздух, словно захлебывающийся на морозе насос.
— Как?! И вы тут? — Ей удалось вырваться. Лицо ее стало зеленым. — Убирайтесь! Диана передала мне все, что вы рассказали ей о Марджораме Четвертом! Да вы тут все сговорились! Помогите! Убивают! Помогите! Помогите!
В дверях появился капитан. Из-за его плеча высовывалась голова стюарда. В спокойных глазах капитана блеснул огонек — по крайней мере, так показалось Джеку Уолли: он знал, что командир корабля терпеть не может подобных сцен.
— Это что тут еще за светопреставление, чиф?
— Ух… это, сэр… ух…
И тут до инженера дошел смысл слов его несостоявшейся возлюбленной. Он обратил свой злобный взгляд на Уолли, который был уже на полпути к двери.
— Эй, парень, ты что-то говорил им о Марджораме Четвертом? Ну-ка отойдем на пару слов!
Но Джека и след простыл.
А теперь он, скорчившись, сидел в трюме корабля, жалкий, несчастный, в то время как взбешенный инженер с налитыми кровью глазами разыскивал его повсюду, размахивая своей смертоносной монтировкой.
— О Господи, — простонал Джек Уолли.
Он нащупал половинку апельсина в одном из карманов своего уныло-щегольского рабочего комбинезона и с тоской принялся жевать ее.
Если бы он только знал, что именно эта очаровательная идиотка Диана Даркстер рассказала толстой вдове. Если бы он только знал, какие обвинения обрушивает на него главный инженер. Если бы он только знал… но нет! Гораздо лучше для его душевного спокойствия было не ведать об этом. Он жевал апельсин и прикидывал, действительно ли смерть в космосе столь быстра и безболезненна, как о том говорят. Если бы ему удалось отыскать место для сброса отходов, он мог бы выскользнуть в бездонную тьму…
На глаза его навернулись слезы. Бедный Джек Уолли! Вот и все, на что он оказался пригоден в этой галактике, — мешок отбросов, который лениво вышвырнут в космическое пространство. Отделаются от Джека Уолли, вот и весь разговор. Кому он нужен!
Что тут говорить, если даже у его отца с матерью появились подобные мысли, едва он научился ходить.
Когда же он заговорил, их сомнения переросли в уверенность.
Бедный старина Уолли. Если бы он не был мужчиной и космическим бродягой, то мог бы поклясться, что позволил крупной слезинке скользнуть по его щеке.
Бедный старина Уолли. Единственное его отличие от безликой толпы состояло в том, что он родился на Земле, в этой закрученной спиралью круговерти, где земные мужчины и женщины боролись, торговали, строили планы и учились идти своим путем к таинственной, загадочной, манящей и пугающей цели. Это отличие все еще приносило ему кое-какие дивиденды. Но, полуобразованный, мог ли он на что-то рассчитывать? Это было просто смешно. Шестнадцатилетним юнцом его вытурили из колледжа, и последующие знания ему пришлось добывать самостоятельно, полагаясь на пособия правительства и собственные силы. Надо было обладать недюжинным стремлением, чтобы в его положении получить ту работу, которую он теперь имел, — и Джек был несказанно рад, что ему это удалось.
Сопровождая грузы компьютеров, предназначенных для удаленных внешних миров, с улыбками пересказывая рекламную информацию и изображая, будто он понимает, как эти штуковины работают, бесстыдно навязывая дурацкие механические мозги народам, не видящим, как их надувают, он нес знамя земной культуры чужим цивилизациям и зарабатывал себе на корку хлеба, дабы поддержать свое скромное существование.
Две недели беглых занятий при фирме — несколько кратковременных поездок во внешние миры, где продукция начинала давать сбои прежде срока, вежливые извинения за нечаянные опоздания — и он, как считалось, научился продавать компьютеры. Господа Хардакр и Глоссоп, запросто вхожие в правительственные департаменты экзобиологии, чужих цивилизаций и внешней торговли, учили своих юных воспитанников, что никакие преимущества честной торговли не избавят их от бедности и страха перед будущим. «Не волнуйся, сынок, — говорили они. — Не стоит переживать. Просто улыбайся, как бармен за стойкой. Представь себя тряпкой возле дверей и не обращай внимания, когда об тебя будут вытирать ноги, — стерпи все, и ты получишь множество заказов. Мы ведь продаем неплохие машины».
Ха.
Это был первый урок. Не попадайтесь на крючок, когда вам пытаются всучить партию товара. Даже если — особенно если — это делают бравые ребята из вашей собственной фирмы. Разве они когда-нибудь признаются, что распихивают по галактике барахло? То-то и оно. Джек Уолли снова застонал, а затем вздрогнул и мелко затрясся, завороженно глядя на отъезжающую в сторону металлическую дверь трюма.
Он уже знал, кто окажется за дверью, когда она откроется полностью: главный инженер, раздувшийся, словно жаба, с лицом цвета подогретого красного вина и поднятой кверху монтировкой, которой он будет вершить свой страшный суд — выбьет мозги, выпустит кишки, а затем и вовсе снесет Джеку голову. Уолли опять застонал, пытаясь процарапать ногтями обшивку корабля.
Будь проклята Мэйзи д'Анджело!
Будь проклята Диана Даркстер!
Будь проклята эта старая калоша с Венеры!
И будь трижды проклят главный инженер с его смертоносной монтировкой…
III
В то время когда Джек Уолли трясся от страха, глядя на распахивающуюся дверь самого глубокого трюма звездолета «Басенто», владелец этой межзвездной компании, словно пес на привязи, широкими шагами расхаживал по рубке управления, проверяя счета с надменным равнодушием датского дога. Капитан Рэттрей был небольшого роста. Мундир висел на нем мешком. Несмотря на свои семьдесят лет, он все еще продолжал заниматься торговлей на межзвездных просторах. Будучи человеком здоровым и крепким, капитан обладал к тому же и завидной решимостью — не бессмысленной, но такой, которая с успехом вела его от Земли к Тетрахусу, от Алкипы к Заностро. Он прекрасно знал свою работу, но не терпел, когда ему мешали.
— И когда найдете его, передайте, что я лично сорву нашивки с его рукава! — Лицо капитана смягчилось, и взгляд из гневного стал просто хмурым, в предвкушении того удовольствия, с каким он протянет руку к предмету особой гордости главного инженера — его нашивкам.
Капитан схватил микрофон и поднес его ко рту.
— Как дела с третьим двигателем, мистер Фартингейл?
Из расположенного поблизости громкоговорителя донесся шквал хриплых звуков — что-то вроде «…раскачивание ведущих турбин, колебание динамометрического входа на вращающемся сжимающем кхеджилоббере…»
Последнее слово явно должно было звучать иначе.
— Повторите, что вы сказали, — прохрипел капитан.
Но громкоговоритель кашлянул, загнусавил и наконец угрюмо затих.
Капитан перевел свой желчный взгляд на мистера Твайтса, седьмого помощника.
— Отправляйтесь вниз, юноша, — произнес он осипшим от злости голосом. — Найдите второго помощника инженера и передайте ему, что если он через пять минут не заведет свои дрянные ржавые двигатели, я затолкаю его ключ в такое место, которое больше всего для этого подходит! Марш!
— Д-да, сэр, — смущенно пробормотал перепуганный парень и исчез, словно терьер в кроличьей норе.
Корабль затрясло. Палуба накренилась, женщина-техник рухнула на обшивку и разразилась проклятиями. В лицо ей брызнул шипящий сноп искр.
— Вышел из строя второй двигатель! — заорал штурман.
— Я ему выйду — только бы добраться до главного! — Капитан в припадке бешенства выплясывал джигу. — Мой корабль! Мой «Басенто»! Да он запросто проскакивал сквозь все дьявольские гиперпространства, а теперь этот жирный кретин засадил нас! — Корабль снова накренился, капитан прикусил язык и врезался носом в тумбу штурманского компаса, так что на глазах у него выступили слезы.