Деду сейчас восемьдесят два. Он поздно женился, а мама родилась, когда ему стукнуло сорок. Дед с юности занимался любительским хоккеем, и никогда не бросал тренировки, даже став старше. Его увезли на скорой прямо с игры. Всегда живой, подтянутый, бодрый, веселый. Хоккейная лига пенсионеров — так в шутку он называл свое увлечение. Для него оказаться прикованным к постели, было хуже смерти. Бабушке стоило огромных усилий не дать погаснуть искре жизни в его глазах. Она всегда повторяла, что пока горят глаза — человек жив. А потом не стало бабушки. Я была маленькой, и липучкой цеплялась за деда, можно сказать, выросла на его руках. Мама, как могла, старалась использовать все доступные возможности для его реабилитации: выбивала путевки в санатории, вставала на очередь на бесплатное лечение, записывала на массажи. А я для него оставалась той искоркой, которая не давала погаснуть огню в сердце, и которую он в последнее время так старался отправить в новый дом отчима.
— Но с тобой мне гораздо лучше. Правда. И потом здесь у меня тоже есть друзья.
— Ты сейчас про свою вертихвостку? — Деду никогда не нравилась Вика.
— Ага. Мы помирились. — Я невольно сморщилась от произнесенной полуправды.
— Надолго? — прозвучало не очень весело.
Дед как никто другой знал сколько раз, даже не в неделю, а в день, мы могли с Красновой поругаться.
— Не знаю, — ответила я беспечно.
— Ох, Ева, Ева. Вот не на кого тебя оставить…
— А ты и не оставляй! — Я потерлась носом о мягкую ткань дедовской рубашки. — Ты ел?
— Конечно. Я вареники сварил. Твои любимые.
— Деда! — Я прижалась крепче. — Ты самый лучший дед на всей планете! — И это была абсолютнейшая правда.
Стояла глубокая ночь, а я все никак не могла уснуть. Сначала переписывалась с Красновой, обсуждая выпускной и планы на лето. А потом, когда даже Вика сдалась, я вспомнила разговор с дедом, на минутку представив, как сложилась бы моя жизнь, если бы я переехала в давно приготовленную для меня комнату. Павел Васильевич относился ко мне хорошо, да и с Максом у нас, вроде как, получилось найти общий язык. По крайней мере, он не относился ко мне с высокомерием или как к бедной родственнице. Но теперь не это было главным. На данный момент меня волновало соседство Макарского. С одной стороны, ничего особенного. Не думаю, что после моего отъезда он хотя бы раз вспомнил обо мне. А с другой — что-то мне подсказывало, что с таким соседством просто не будет.
Я никак не могла понять, какие чувства он во мне пробуждал. Когда я видела его пробегающим на стадионе — Андрей вызывал симпатию и интерес, а когда стоял рядом как сегодня — раздражал, и мне ужасно хотелось от него избавиться. Поэтому я решила, что пусть все останется так, как есть. Если, конечно, дед первый не изменит своего решения. А без него я точно никуда не поеду!
Убаюканная этой мыслью я уснула. Только вот во сне Макарский никуда не делся и теперь преследовал меня каждую ночь, как бы я не пыталась с этим бороться. Кстати, его самого я больше не видела ни на стадионе, ни у Макса. Сначала я думала, что Андрей все-таки подхватил насморк и из-за этого пропускал свои тренировки, но потом Вика сообщила, что он просто уехал на какие-то там сборы. Я не стала уточнять, откуда у нее такая информация. Поэтому о существовании наглого и самоуверенного друга моего сводного брата я успела позабыть на какое-то время, пока та же Краснова не увидела его входящим в фойе нашего универа.
Честно говоря, я не понимала, как можно променять учебу за рубежом на наш университет, но Ксю, с которой мы сдружились, пару раз намекала мне, что ее брат именно так и планирует поступить. Я искренне считала это блажью и не верила. Но Макс перед своим отъездом сообщил мне «радостную» новость: Андрей вдруг ни с того ни с сего решил остаться в городе и в самый последний момент запихнул документы в наш универ. Я не придала этому никакого значения. Если учесть количество подразделений и двадцать с лишним корпусов, раскиданных по разным районам, вряд ли мы с Макарским будем пересекаться.
Однако, как оказалось, это было не все. Сидя на первом ряду в лекционной аудитории (пара должна была вот-вот начаться), я без особого интереса слушала ворчания Красновой, что «мы тут как бельмо на глазу», «с нами даже никто сидеть не хочет», тогда как на галерке «столько интересного». Вика явно намекала на парней из нашей группы, с которыми она успела познакомиться, но оставить меня одну не решилась. И вдруг она как-то странно затихла. Я как раз отправляла Максу сообщение и мысленно поблагодарила всех и вся за невероятное чудо, заставившее, наконец-то, замолчать мою подругу. Боковым зрением выхватила мужские джинсы и почувствовала легкий, показавшийся смутно знакомым, аромат, как тут же рядом со мной плюхнулось чье-то тело, намеренно толкнув меня плечом.