Выбрать главу

 

* * *

 

Джулик с тех пор в Ольвию не ездил, его «достали». «Достатый» он был с самого начала. Будучи сынком штабного офицера (имевшего отношение даже к штабу Варшавского договора), занимаясь фарцой, совмещая в себе множество различных мелких пороков, этот человек, не без поддержки кафедрального начальства, конечно, тихой сапой делал себе карьеру в академических стенах, как ученый являя собой полное ничто.

Помнится, при первой же встрече с нашим курсом, который ему предстояло «вести» целый год, Джулик, лениво сглатывая слюну, протянул:

– А в колхоз вас не отправляют?

Похоже, никакой отсрочки в этом плане ему не светило. Тем не менее, если он не имел желания касаться какого-либо исторического периода в своих лекциях, он его обходил.

 

* * *

 

А Олегу оставалось жить только год.

«По жизни я как манекен, – говорил Олег, – но вполне возможно, что при этом я еще всех вас переживу».

За какой-то год он почти полностью поседел. Я предполагала, что он в свое время отравился наркотическими веществами.

Олег подарил мне книгу Лазарева «Диагностика кармы» (многие, кстати сказать, ею увлекаются, а я даже из любопытства в нее не заглядывала). Отец Олега тогда открыл собственную фирму на базе того предприятия, где работал. Жили они, в общем-то, неплохо, на фоне нашей голодухи – даже зажиточно.

Собака Олега, эрдельтерьер Антон, всегда на меня прыгала, и я старалась спрятаться от нее.

Мы гуляли с Олегом по окрестностям Татарки, один раз были на дне рождения у Андрея (увы, последнем) в феврале 95-го, а потом еще – у графиков, братьев Ткаченко. Часто, просидев у Олега дотемна, я потом ехала к Егору на Оболонь, к себе домой добиралась уже к полуночи.

Последний раз мы довольно долго бродили с Олегом и его приятелем по Сырцу и Лукьяновке поздним ноябрьским вечером 1996-го. (Егор тогда был в Польше.)

А потом я с полгода не звонила Олегу (в ту зиму все перевернулось в моей жизни, и когда в январе Егорка запил – тот факт, что я не стала вместе с ним отмечать сочельник, а одна пошла в храм и написала за здравие всех: и Егора, и Николая, и Олега, – послужил лишь поводом для его разрыва со мной), внутренне мне было очень тяжело, и если бы я не смотрела в сторону Николая – я не знаю, что бы еще могло произойти и со мной.

Олега не стало в январе.

А позвонила я только на Пасху. Эту весть услышать было невыносимо больно, настолько я уже привыкла, что Олег есть, я всегда могу пить с ним чай, болтать, просматривать его рисунки. Я и сейчас не верю, что он умер – просто уехал очень далеко.

Люди теперь угасают сразу, внезапно. Очень больно, когда умирают молодые – из твоего поколения, и медицина здесь бессильна.

 

* * *

 

Свою страсть я считаю вполне оправданной. И как бы трудно мне не приходилось – я всегда буду неукоснительно следовать собственным правилам игры. (Да, он профессиональный рекламный агент. Он умеет обещать.)

А мне все равно, я никогда ни на кого специально не рассчитываю, чтобы потом не впадать ни в панику, ни в отчаяние.

По жизни он великолепный имитатор и пародист. Это просто замечательно. С ним не соскучишься ни за письменным столом, ни на прогулке, ни в постели.

«Его рассказы несколько сыроваты».

«Так всегда говорят, если писатель не знаменит».

Но что это за заголовок для рецензии на книгу А. Перрюшо о жизни Ван Гога «Розповідь про людину з відрізаним вухом»? «А в «Киевских ведомостях» любят такие заголовки». В «Киевских ведомостях», кстати сказать, много чего любят из области «расчлененки», зато в редакции иногда с трудом соображают, что же это все-таки за тип был – Герман Гессе, и цензурно ли звучит его имя.

Но человеку в достаточной мере эрудированному, цитирующему при случае Мартина Бубера и К. Леви-Стросса – пародировать всего лишь «Киевские ведомости»?

Здесь-то и появляются на солнце пятна. Но если так самозабвенно его любишь, что даже проводишь с ним ночь перед собственным днем рождения, то стоит ли критиковать его в смысле творчества – он ведь из генерации молодых украинских писателей, которым еще «лет до ста расти».

А ведь критика – это тоже форма любви. Но по сравнению с бывшим – в постели он просто чудо. Никогда представить себе не могла, что самцы могут быть столь нежными, ласковыми и заботливыми!