— А клиентов сюда приводить?
Он легко взмахнул рукой, словно играючи, шлепнул ее по лицу, но она отлетела к стенке, будто ее с ног сшиб паровоз.
— Под забором, в канаве этим занимайся! А мою жилплощадь даже в мыслях не смей поганить!
Она лежала у стены неподвижно, как подкошенная, и будь на месте Бориса человек с меньшим опытом, обман, быть может, и удался бы.
— Вставай! — гаркнул он. — Не притворяйся! Когда захочу зашибить тебя так, чтоб ты в больницу отправилась, то сделаю это, не сомневайся. У тебя еще все впереди.
Она поднялась и потерла ладонью покрасневшую щеку. В помрачневших глазах ее полыхнули злые искры, но она промолчала.
— А теперь целуй руку, тебя поучающую!
К тому моменту, когда ему стало противно и он сам понял, что это уж чересчур, что он перебрал, и перебрал мерзко, она взяла его руку в свои ладони и поцеловала.
— Никакой гордости в вашей семейке! Вам с мамашей на роду написано в гаремах жить и очереди на любовь султана дожидаться!
— Если ты меня будешь бить, я ночью обварю тебя кипятком, — сказала она, не поднимая головы.
Вторая оплеуха была посильнее — Инна отлетела к дверям и растянулась плашмя, головой в прихожую.
— Иди! Кипяти воду! Я спать ложусь.
Во втором часу ночи мизансцены с участием героев этого повествования выглядели следующим образом.
Аркадий сидел в туалете и перечитывал письма своей жены к Ричарду. Те письма, которые ему передал на зоне благостный Ванюша.
Его жена Людмила лежала в кровати с открытыми глазами и смотрела в темный потолок.
Борис сидел за старенькой пишущей машинкой и пытался понять текст, который только что сам отпечатал.
Инна, как и было приказано, спала в прихожей на полу, кое-чем прикрывшись и свернувшись калачиком.
Чем занимались в эту ночь остальные действующие лица — осталось неизвестным, скорее всего, мирно спали, даже во сне ожидая событий, которые только начинали разворачиваться, и никто не мог предсказать, чем они закончатся.
В это утро Аркадий проснулся поздно. Вернее, поздно встал с постели. Долго валялся, радуясь тому, что никто на всем белом свете не может своей властью вытащить его из-под одеяла, никто не проорет «Подъем!», и не завопит включенное радио, означающее для заключенных начало принудительных работ. Можно лежать, сколько захочется, пока бока не затрещат. Можно даже снова уснуть и проснуться около полудня с гудящей от пересыпу головой и отекшим лицом.
Не одеваясь (тоже большая привилегия свободной жизни), в одних трусах, он бродил по пустой квартире. Сын уже прыгал в детском саду и, наверное, готовился к обеду. Людмила сидела в своем банке и давала советы директору (она была его помощником), как обойти на кривой деловых партнеров.
Кофе на кухне не нашлось, ни в зернах, ни растворимого. Аркадий подогрел вчерашние щи, похлебал их без всякого удовольствия и поднялся к Борису.
Дверь ему открыла Инна. В потертых тугих джинсах, вылинявшей майке и переднике — законченный образ прислуги.
— Доброе утро, — сказал Аркадий, внимательно вглядываясь в ее лицо. Она улыбнулась, что-то пробормотала, но подавленности и забитости Аркадий в ней не обнаружил, и в глубине души порадовался этому.
«Султан» сидел в кресле в неизменно грязном халате и разглядывал на свет чистый стакан. Он коротко кивнул Аркадию и перевел суровый взгляд на Инну.
— Стакан — грязный! Вилки — сальные! Аркадий, кажется, нам придется помучиться, прежде чем мы приведем прислугу в чувство! Пятый раз с утра моет посуду и никакого эффекта. Ну, что ты стоишь, как соляной столб? Видишь, друг мой с визитом пришел? Брысь-брысь на кухню, кофе приготовь, прибор ему поставь, стаканы, чашки перемой.
Она шагнула было к столу, но Борис остановил ее.
— Подожди-ка, — он нагнулся и посмотрел на ноги приятеля. — Аркаша, сними туфли, ты что, под дождем гулял?
— Нет никакого дождя. — недоуменно ответил Аркадий. — Зачем тебе мои туфли?
— Снимай, говорю! — не долго размышляя, он сдернул с ног Аркадия туфли и протянул их Инне, словно хрустальную вазу. — Почисти до полного блеска!
— Борис, — перекосился было Аркадий, но Борис тут же вспыхнул.
— Что «Борис»?! Она здесь и твой срок отрабатывает! Сейчас в магазин сходит и пойдет к тебе в квартиру порядок наводить! Людмила — женщина трудовая, и эта пусть поработает!
Инна взяла туфли и молча вышла.
Борис сказал сердито.
— Ты, Аркашка, не раскисай, пожалуйста. А то мы ей тут курорт устроим. Волынская добровольно отдала дочь в рабство, и точка. Я доведу дело до конца.