Но оказалось, что и следователю нечего сказать ей, поскольку он блуждал в потемках, надеясь услышать хоть какие-то объяснения от жены нелепого преступника.
Пожилой и скорее сочувствующий страдалице следователь почти сразу признался, в каком отчаянном положении оказались правоохранительные органы.
— Дора Михайловна, в связи с делом вашего мужа мы пребываем в крайней растерянности! Можете вы хоть как-то объяснить его поступок?
Беседа проходила в кабинете, который подавлял Дору Михайловну своей казенной обстановкой, темными стенами, но больше всего ее пугал сейф — мрачный коричневый ящик с никелированными ручками. Ей отчего-то казалось, что именно там и сидит сейчас, скорчившись, Ян Петрович.
— Нет, — ответила она. — Я сама бесконечно поражена случившимся.
— Вы не допускаете, что он предпринял ограбление на пари? Быть может, ваш муж — азартный, лютый спорщик?
— Да что вы! Он человек академического склада!
— В карты, на ипподроме не играл?
— Никогда!
— А то ведь знаете подлый закон: карточный долг — святой долг! Из-за него приличные люди нередко попадали в безвыходные ситуации.
— Ян Петрович не отличит валета от туза, — убежденно сказала Дора Михайловна.
— Значит, он никому не мог быть должен? Из него не выбивали долги?
— Этого я не знаю, но знаю, что он не мог наделать долгов! — слегка раздражаясь, возразила она. — Финансовая сторона жизни в моих руках. У него просто нет расходов на стороне!
Следователь неловко улыбнулся.
— Нам остается только предположить, что он пошутил.
— У него плохо с чувством юмора, — снисходительно ответила Дора Михайловна. — Вы же его видели.
— Да, на шутника он мало похож. Ладно, — сдался следователь. — Ничего лучшего, чем отправить вашего мужа на обследование в институт Сербского, мы не придумали. Девяносто девять шансов из ста, что установят временное затмение рассудка, связанное с перенапряжением на работе, весенней депрессией и тому подобное. Немного полечат и вернут домой.
Дора Михайловна вспыхнула, вздрогнула и забыла про четко составленный план защиты.
— Это хорошо… Но ведь говорили, что у него было оружие. Боевое оружие. А за его хранение и применение могут также привлечь к суду, я ведь тоже кое-что понимаю, — и тут же поправилась испуганно: — В доме я никогда никакого оружия не видала!
Тяжело вздохнув, следователь неторопливо открыл страшный сейф. Яна Петровича внутри, конечно, не обнаружилось, зато со средней полки следователь снял тяжелый пистолет ТТ и стукнул им по столу.
— Этим пистолетом только гвозди забивать. Один чехол, залитый свинцом. И кое-как прилаженный механизм предохранителя.
— Так это не пистолет?
— Макет. Игрушка. Странно, что он им пользовался…
— Да он же не пользовался! — заторопилась Дора Михайловна. — Он только должен был испугать и все такое прочее, чтоб получилось как по-настоящему.
Следователь вскинул на нее посерьезневшие глаза.
— Должен был испугать? Простите, что вы хотите этим сказать, Дора Михайловна?
Ей захотелось клещами вырвать собственный язык или перерезать горло, чтоб не болтать лишнего.
— Да нет же, нет! Я ничего такого не хочу сказать! Наверное, он устроил эту шутку на пари, вот и взял игрушку, а не оружие.
— Значит, все-таки шутка на пари?
— Я так предполагаю из ваших слов, не более того, — змеей выкручивалась Дора Михайловна, четко понимая, что все более увязает в трясине, из которой ей не выкарабкаться. Велено же было на все отвечать: «Ничего не знаю, ничего не предполагаю!»
— Да, — закручинился следователь. — Не хотите вы помочь следствию.
И тут Дора Михайловна неожиданно для себя осмелела. Словно молнией озаренная, она поняла, что никаких искренних, доверительных бесед в этих кабинетах никогда не происходит! Здесь всегда идет игра — кто кого переобманет, кто будет хитрей, изворотливей и смелей. Наивная душа Доры Михайловны отринула от себя все сомнения и бросилась в атаку.
— А почему это я должна помогать? Не будем лицемерить, Дмитрий Николаевич, все обвиняемые и свидетели защиты вовсе не желают, да и не должны помогать следствию. Дело преступника — увернуться от наказания! Взять банк и остаться на свободе! Мой Ян Петрович, конечно, не преступник, но коли попал в такой переплет, то надо соблюдать правила игры, я так это понимаю. Истину пусть ищет судья. И не мучьте меня больше, пожалуйста. Я ничего не скажу… Потому что ничего не знаю.