Что же касается самой герцогини Орлеанской… она и не подозревала о том, что её игра раскрыта и она разоблачена. Генриетта со всей тщательностью готовилась к предстоящему ужину. Она обдумывала все свои слова, выражение, с которым будет их произносить. Она снова и снова осматривала одежду, в которой собиралась предстать перед графом. В общем, она была полностью готова к очередному унижению графа. Оставалось лишь одно препятствие - граф мог не появиться на ужине. Ну что ж, если он настолько слаб, что не в состоянии справиться с несколькими болячками… она сама поднимется к нему в комнату. Именно. Она ничему и никому не позволит помешать планам мщения.
Граф сполна заплатит за все унижения, которым она подверглась по его вине.
Вопреки обыкновению, Генриетта настояла на том, чтобы и Жюли присутствовала на ужине. Она нуждалась в присутствии человека, который мог видеть её триумф. Жюли не сомневалась в том, что Генриетта сможет отомстить, как она всё время и говорила ей. Она не нуждалась в доказательствах, ибо прекрасно знала мстительный нрав Генриетты, которая никому и ничего не прощала. Жюли не хотела присутствовать на ужине. Она начинала чувствовать симпатию к графу. Он ей нравился, несмотря на все свои непростительные выходки. Однако ей всё же пришлось пойти. Всё её просьбы разбивались о категоричный ответ Генриетты, состоящий из двух слов: «Ты пойдёшь!»
Волей-неволей ей пришлось отправиться в столовую. Вернее, сопровождать Генриетту, выряженную в чёрную одежду на ужин. Жюли видела всё, что творила Генриетта. Она знала обо всём. Генриетта ничего от неё не скрывала. И тем тяжелее ей было становиться невольной участницей этого обмана.
Когда они вошли в столовую, граф уже находился там. Вопреки обыкновению он стоя приветствовал появление Генриетты. Граф выглядел просто великолепно. На нём был великолепный камзол, отделанный драгоценными камнями. Рубашка с высоким воротником. Ажурная, с многочисленными кружевами. Нижняя часть одежды была под стать камзолу - элегантная, плотно облегающая стройную фигуру графа. Слегка откинутый край камзола открывал взорам рукоятку шпаги, что висела на его поясе. Рукоятка была отделана серебром и изобиловала затейливыми узорами. Всё одеяние графа было белоснежного цвета. Оно составляло разительный контраст с одеждой Генриетты. И, что более важно, одежда тонко подчёркивала мужественную красоту графа. Его лицо, глаза, из которых струился мягкий, обволакивающий свет. И в глубине которых застыла незаметная улыбка.
Жюли не могла оторвать глаз от него. Когда ей это удалось, она незаметно посмотрела на Генриетту. Она как никто другой знала свою воспитанницу и видела, что граф и на неё произвёл неизгладимое впечатление. Так продолжалось очень короткое время. Наконец Генриетта встрепенулась, словно вышла из некоего оцепенения. Она медленно прошла к своему креслу и обратилась жалобным голосом к Луп:
- Дорогой граф, вы не могли бы помочь мне? В ответ Луи послал обворожительную улыбку.
- Миледи, если вы ещё не заметили, я только и жду этой милости. В прошлый раз я вёл себя непростительно. Однако в этот раз я не дам повода сетовать на моё невнимание.
Луи подошёл к Генриетте и оказывая всяческие знаки внимания помог ей занять место за столом. После всего этого он, к удивлению Жюли, и ей оказал знаки внимания. А уж после всего этого занял своё место за столом напротив Генриетты. По знаку Журдена слуги начали подавать блюда.
Жюли была покорена поведением графа и всякий раз, поднимая на него глаза, благодарила взглядом. Что же касается Генриетты… начало ужина прошло вовсе не так, как она планировала. Она была уверена, что граф по-прежнему будет избегать её, но… этот человек, по всей видимости, был совершенно непредсказуем. Что, несомненно, ставило Генриетту в очень непростое положение. Но Генриетта была не из тех, кого пугают незначительные трудности. Она не раздумывая бросилась в атаку.
-Дорогой граф! Прежде всего, позвольте сказать вам слова благодарности. Вы, безусловно, очень мужественный человек, если решили принять предложение моего отца. Тем более зная о постигшей меня трагедии, - Генриетта пыталась говорить жалобным голосом, и у неё неплохо получалось. Во всяком случае, со стороны всё выглядело именно так, как она говорила.
- Признаюсь, я и не надеялась обрести супруга. Я считала себя проклятой, несчастной, брошенной всеми. Я считала, что жизнь моя погублена навеки. Ведь согласитесь, граф, никто не согласится жениться на отвратительной, уродливой, больной женщине.
Закончив первый монолог, довольная собой и своей речью Генриетта бросила из-под вуали торжествующий взгляд на Луи. Тот сочувственно покачал головой.
- Вы, несомненно, правы, миледи! Кто согласится жениться на отвратительной, уродливой, больной женщине? Я повторяю ваши слова, - счёл нужным добавить Луи и продолжал уже совершенно другим голосом, - но вы, миледи, можете отныне не беспокоиться. Ваша судьба решена. Я принял окончательное решение, - Луи послал Генриетте обворожительную улыбку, - вы станете графиней де Сансер.
- Вот как! - Генриетта явно не ожидала подобных слов и не смогла скрыть удивление в голосе, - можно узнать, чему или кому я обязана такой милости?
- Видите ли, миледи, - вздыхая, отвечал Луи, - я должен признаться вам кое в чём. Не так давно одна из ваших служанок рассказала… подробно рассказала о всех ваших страданиях, - Луи, не видя лица Генриетты, чувствовал, что она в это мгновение торжествующе улыбается.
- Так вот, миледи, - продолжал Луи, - после того как я узнал о ваших страданиях, мне стало не по себе. Как я, граф де Сансер, брошу в беде отвратительную, уродливую, больную женщину?
Из-под вуали раздался раздражённый голос:
- Не могли бы вы перестать употреблять эти слова? Все знают о моём несчастье, так что не стоит лишний раз напоминать об этом. Тем более, что это не совсем этично.
- Миледи, прошу прощения, - Луи театрально приложил руки к груди, - меньше всего на свете я желал обидеть вас. Ведь вы и без того глубоко несчастны. Я уж не говорю о трагедии, которая вас постигла. На чём я остановился? Ах, да… - Луи снова тяжело вздохнул, -именно ваши несчастья и заставили меня решиться на этот брак. Не позднее завтрашнего дня я извещу вашего отца о моём решении и обращусь с нижайшей просьбой к его величеству о разрешении сочетаться браком с его племянницей.
- Ну стоит ли так торопиться, граф? Вы ведь ещё совсем не знаете меня!
- Миледи, а вдруг с вами произойдёт несчастье? Вдруг вы не выдержите тяжести своих недугов и оставите нас? Я не могу допустить этого. Поэтому настаиваю на немедленной свадьбе. Следующая неделя, например, меня бы вполне устроила.
- Следующая неделя? Да вы не в себе. И что это вас так сильно беспокоит моё здоровье?
- Видите ли миледи… нет, думаю, не стоит об этом говорить.
- Нет уж, договаривайте, раз уж начали. Журден и Жюли, единственные присутствующие
при этом разговоре, успевали только переводить растерянные взгляды с герцогини на графа.
- Хорошо. Раз вы настаиваете, я выскажусь откровенно.
- Интересно послушать!
- Не секрет, что вы тяжело больны, миледи! Даже если б вы не были укутаны с ног до головы в чёрную одежду, вас выдаёт необычная худоба.
-Вы закончили, граф?
- Нет, миледи! Я только начал! На ногах у вас язвы. Даже если б я не знал об этом, ваша неуверенная походка - лучшее тому доказательство.
- Ах ты… я хотела спросить - вы закончили? Надеюсь, это всё?
- Нет. Но осталось совсем немного. Ко всему прочему, мне известно, что вы лишились определённой части своего тела. На этот факт с точностью указывает ваше… прошу прощения, телосложение. Глядя на него, сразу понимаешь, чего не хватает.