Выбрать главу

— А ты их прости, — промолвил, широко улыбаясь, Коля. — И полюбишь.

— Что ты такое несёшь? — не выдержал я. — Это же — бред! Любить можно девушку. Ну, родителей, родных. Друзей. А врагов-то — с чего ради? Не понимаю.

— А ты пойми. А не понимаешь — поверь слову Бога нашего Иисуса Христа. Сердцем поверь, — радостно объяснял он.

— Да не могу я во всякую ахинею верить, — возмутился я. — Ты, что, совсем меня за дурака держишь, за слабоумного?

Коля смутился.

— Я этого не говорю. Ты говоришь.

— Не говоришь, но получается именно так. «Полюби, как самого себя»… С чего ради я должен любить какого-нибудь эсэсовца, который, может, десятки невинных людей расстрелял. Или бендеровца. На красноярской пересылке одного желтоблакитного разоблачили, случайно один бывший партизан узнал. Я, правда, того бендеровца не бил, но другие дубасили от души и чем попало. А он кричал: «Люди, я тилько у душегубци двери отгэпывал и загэпывал! Не виноват я!» Рожа фашистская! Дидом Хамецем звали. Он только в душегубке двери открывал и закрывал, людей в машину загонял и трупы из неё вытаскивал. И — не виноват! Скажи сам: можно такую мразь любить, как самого себя? Того дида Хамеца, как его замляки называли.

— Бог всем судья. А нам он сказал: «Не суди, да не судим будешь». На том свете во время второго пришествия нам всем воздастся за деяния наши и помыслы. Ибо и мысль — есть дело.

Смехотворным для меня выглядел такой «аргумент», как наказание мифическим Богом нас, сейчас живущих, в каком-то сказочном загробном мире. И уж никак не мог я уразуметь, как же это так: добрый и всепонимающий Бог наказал всех людей, которые жили и будут ещё жить, за то, что какая-то библейская Ева съела без спроса яблочко из райского сада. Ну съела, так накажи её. Но причём тут люди, которые этого яблочка и не видели в глаза? Сказка и есть сказка. К тому же — нелепая. Украла яблоко одна, а наказали — других. Это с нами так поступили народные судьи. Но ведь это НЕ-СПРА-ВЕД-ЛИ-ВО!

В споре с Колей я чувствовал себя уверенно, потому что был основательно подкован школьным изложением учения Дарвина о происхождении человека. Да и в моей домашней библиотечке имелось несколько изданий о возникновении жизни на нашей планете, о мироздании. Я вполне искренне разделял основополагающее учение материалистов о произвольном зарождении всего живого из одной-единственной клетки, возникшей из неживой материи под воздействием солнечного света много-много миллионов лет назад в горячем океане, находившемся на ещё не вполне остывшей нашей планете.

В одной из книг моей библиотеки я прочёл, что выдающейся нашей исследовательнице по фамилии, кажется, Лепёшкиной удалось в лаборатории создать живую клетку из соединения минеральных веществ. Какие ещё доказательства нужны?

Христосик, конечно же, ни о чём таком и не слыхивал. В этом невежестве я его и уличил. И постарался направить по единственно верному пути — атеистическому. И хотя он — верующий, но, похоже, не дурак. Поэтому я надеялся, что вскоре он поймёт свои ошибки. С моей помощью. Ну а не поймёт — нехай верит. В бородатого дедушку, восседающего на облаках. Мне-то известна подлинная природа тех облаков и, в частности, то, что никто, никакой бородатый дед на них не удержится — ведь это всего-навсего водяные пары. К тому же насыщенные электричеством. И это так просто усвоить. Меня удивляло, как можно оставаться настолько наивным. Отсталость. Но ничего. Образумится Мыкола Ничепарук (имя и фамилия подинные). И станет советским человеком. Разумным.

В землянку я возвратился, мня себя победителем: научные знания побороли религиозное мракобесие. И за жалкое неубедительное оправдание принял я объяснение Коли, что любой человек познаёт и совершает в жизни лишь то, что ему даётся и предопределено самим Богом, но я-то знал, что человек сам себе творец. А о Коле я сделал определённый вывод: нет, он не сумасшедший, а просто заблуждающийся. Заблуждения, порождённые религией, заставляют совершать нелепые поступки: всепрощение, всетерпение, бескорыстие до дурости…

Следующим вечером Коля, сияющий, словно посылку получил, пришёл в мой угол, устроился на краю матраца и продолжил вчерашнюю беседу: