Предположим, работяга не истратит на себя ни копейки. Но и тогда через полгода не выкарабкаться. А если назван срок и должник в него не уложился? В таком случае неотвратимо наказание — конфискация того, что тебе принадлежит или дано государством во временное пользование, — обмундирования и прочего. А если на долг установят процент? И за год из кабалы не выбраться. А кабала должника — страшная кабала. Оказавшись в таком положении, должник не принадлежит себе и в той мизерной части, какая ему дозволена в условиях заключения. В любой оговорённый момент у него отнимут всё и разденут до нательного белья. А то и его заставят скинуть. И — живи как хочешь. Голый.
За неуплаченный, особенно карточный, долг выигравший или его преемник имеют право даже убить или обесчестить. Что хуже смерти.
Так что же ожидало моего соседа по очереди в ларьке? Всё зависело от «потерпевшей» стороны. Ладно, если у «ответчика» нашлась возможность возместить «долг» сразу. Например, накопления имелись в заначке, денежный перевод с воли получил или ещё какой-то счастливый случай подфаркнул. Но едва ли… Эх, мужик, мужик! Заворожил тебя, лишил рассудка тот рулончик. Ну что бы подумать самую малость — нет! Хватательный рефлекс сработал: деньги! дармовые! хапай первым! Пока другой, порасторопнее, не выхватил из-под носа.
Нет, не перевоспитал того мужика лагерь. Хотя и называется трудовым и (наверное, в насмешку) — воспитательным.
Встретившись с тысячами таких же, как сам, несчастных, я не нашёл среди них ни одного, кого тюрьма и лагерь перевоспитали бы. Если подобное и случалось, так всегда в худшую сторону. И это хорошо усвоили те, кто сделал ставку на «оброненный» и поэтому якобы ничейный рулончик. И не ошиблись в своих расчётах. И обратись тот мужик к авторитету — блатарю-блюстителю неписанных тюремных «законов справедливости» — с обжалованием «решения», разборка, безусловно, закончилась бы в пользу мошенников. Словом, куда ни кинь… Да иначе и не могло быть, потому что в той волчьей стае, которая зовёт себя преступным миром, властвует такой «справедливый» «закон»: попался — отвечай. По форме он безукоризнен, а по сути — произвол. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Этот эпизод вспомнился почти через тридцать лет. И я снова увидел затравленный взгляд несчастного и запоздало укорил себя, что не вступился за попавшего в капкан, не попытался вызволить…
В горестных своих раздумьях я оторвался от рукописной книги, чудом уцелевшей из одной из сотен тысяч уничтоженных за последние несколько десятилетий как «идеологически вредные», составленной старообрядцем для вступающих в самостоятельную жизнь юношей. Палец так и застыл на окончании назидания, гласившего: «… тот потеряет всё».
Он же — Балерина
Дождавшись своей очереди и оформившись, как говаривал некий челябинский тюремный надзиратель, я отступил на шаг от зловонной десятиведёрной бочки-параши, освободив место. И опять зацепился взглядом за лежащую вплотную к округлому её боку на куцем, набитом слежалыми опилками матрасике скорченную фигурку Балерины, намеревавшейся повернуться и пойти в свой угол. Вдруг она, эта фигурка, прикрытая какими-то немыслимыми, тридцать третьего срока носки, лохмотьями, зашевелилась, и я услышал, впервые услышал голос этого бессловесного несчастнейшего, даже по лагерным меркам, существа. Он, Балерина, назвал моё имя. Я подумал, что ослышался. Но нет. Вот он приподнялся, упершись в прогнивший матрасик глянцевыми от впитавшейся в кожу многомесячной, а может и многолетней грязи, ладонями.