Тля-Тля, когда его «дружинники» начали сбор податей, вроде бы никакого внимания не обращал ни на данников, ни на тех, кто её взимал, вроде бы он вообще никакого отношения к этому грабежу не имел. Уверен, наиболее сытно и вольготно Витёк жил тогда, когда попадал за решётку: здесь всё принадлежало и подчинялось ему и он становился истинным хозяином несчастных, оказавшихся в одном с ним узилище. Наблюдая за ним, я с удивлением понял, что он вовсе не страдает от лишения свободы, его, похоже, вполне устраивает и вонючая тесная камера. Если он и страдал от чего, так от чрезмерной вкусной и калорийной пищи, ведь каждый «домашняк»[6] отделял ему половину своей передачки. Наваленные горой продукты питания в блатном углу распределял сам Витёк, а из воровского семейного котла жрали только те избранные, кому это было положено по «закону». Обычно Витёк уминал самое вкусное, как он говаривал, «бациллу» и «цимус», а оставшееся раздавал ближайшим сподвижникам. Кое-какие куски перепадали иногда и обитателям нижних нар, то есть фраерам, «простому народу» и даже тем изгоям, что ютились под нарами (юрцам). Причём опытный Витькин глаз выхватывал наиболее прокажённых и битых, неоднократно суждённых завсегдатаев тюряг и лагерей. Подобная подачка расценивалась и тем, кто её бросал, и тем, кто её принимал, как великое благодеяние блатных, преступного мира.
О преступном мире рассуждали как о таинственной огромной организации, установившей свою власть во всём Советском Союзе, во что я не верил. Из рассказов Льва Шейнина и других источников я знал, что преступный мир уничтожен советской властью как наследие царского строя и что в нашей стране нет почвы, которая питала бы его. Поэтому считал выдумку о всемогущем преступном мире пропагандистским трюком блатных. Вскоре пришёл к выводу, что вся пропаганда блатных основана на лжи и разжигании ненависти. А ненавидели они, похоже, весь мир, кроме баб, педерастов, преступлений и красивой жизни. Заметил я и то, что среди блатных не встречалось людей умных, образованных, культурных. Зато хватало всяких, по моим понятиям, уродов: жестоких, жадных, подлых, хулиганов и даже убийц. И эти отрицательные качества можно было бы перечислять и дальше. Витька Тля-Тля не был среди них самым страшным — обычный паразит, никогда ничего полезного не сделавший для общества. Причём полезным трудом заниматься запрещал воровской «закон». Вступив в эту шайку, человек сразу становился врагом остального общества. Обо всём этом у меня было предостаточно времени поразмышлять. И сделать определённые выводы относительно Витьки — тоже. О его хитрости и лживости. Взять хотя бы его «щедрость». Справедливости ради скажу, что меня он особо не притеснял за детские обиды, но и в свою свиту не приглашал. За моё фраерское происхождение.
…Театрально, напоказ он бросает приглянувшемуся доходяге свою «кровную» пайку чёрного хлеба, на которую, обожравшись всякой вкуснятины, смотреть не может без отвращения. Естественно, облагодетельствованный в порыве подобострастия усердно долдонит о мужиколюбии блатных, их бескорыстии, щедрости, даже жертвенности — ведь свою пайку отдаёт, от себя отрывает, и для кого? — для простого презренного фраерюги. Значит, любят блатные народ, коли последнюю кроху хлеба отдают фраерам…
Сейчас Тля-Тля, разморённый массажем, царственно восседал (блатари умеют позировать!) в своем углу и усердно осколком стекла обрабатывал края только что изготовленной из газеты и хлебного клейстера колоды карт — «стир». «Заточку», то, чем занимался пахан, можно было перевести на человеческий язык одним точным словом — крапление. Блатные, как я убедился, не краплёными картами не играют. Не был из сего правила исключением и Тля-Тля. Но от этого тонкого, требующего навыка и даже своеобразного мастерства занятия пахана отвлёк громкий спор. Пререкались один из его ближайших соратников по кличке Пузырь, вероятно назначенный ответственным за сбор дани, и новичок, которого бросили в нашу камеру прошедшей ночью. Этого весьма решительного в движениях молодого мужчину в тельняшке Витёк сразу после ознакомительной беседы с ним нарёк Морячком. Так к нему и стали все обращаться. Он и в самом деле недавно демобилизовался с флота и угодил в тюрьму за пьяный дебош в ресторане. То ли официантка бессовестно его обсчитала, то ли карманы его обчистила — из-за этого всё и началось. В общем, в заварухе Морячок ухитрился побить нескольких человек, а милиции «оказал сопротивление». За эти героические деяния и загремел в нашу камеру. Витьку очень даже понравилось, что Морячок свернул скулу одному менту, а другому располосовал надвое мундир и рукава оторвал, за что в «мелодии»[7] коллеги пострадавшего пересчитали старательно и не раз «духарику»[8] рёбра.
6
Домашняк, фраер — обычный человек, ведущий нормальную человеческую жизнь, человек, у которого официально есть дом, семья (воровская феня). Ведущий воровской образ жизни не должен иметь собственности, а украденное «пропыжить», сдавая определённую часть в общак.
7
Мелодия — ничего общего с музыкой не имеет, так блатари называют отдел милиции (воровская феня).