Выбрать главу

Вот Лёха и придумал эту забаву с письмом. А может быть, лишь осуществил замысел «заговорщиков» против Васи Сифилитика. Кто знает, что послужило основанием интриги.

У меня создалось такое впечатление, даже — убеждение, что Обезьяна только и замышляет, кому бы испортить настроение или напакостить. В самый разгар ужина он вдруг взгромоздился на парашу. Коля Интеллигент укорил его:

— Вы что, Обезьяна, другого времени не выбрали, чтобы оправиться?

— Воры жрать сел, а ты, баран, параша лезешь, — яростно поддержал Колю чечен.

И Вася Сифилитик тоже что-то пробубнил набитым хлебом ртом — осуждающее.

— Ты, ишак бесхвостый, сначала научись по-русски плакать, — отбрил чечена Лёха. — Ещё каждый зверь с Кавказа будет тявкать! Тьфу! (Он сплюнул смачно).

Чечен заскрипел зубами и вытаращил глаза — на потеху тужившемуся Лёхе.

Далее Лёха адресовался с параши, как с трибуны, к Трактористу:

— Падла ты, падла. До чего ты, тракторная твоя душонка, дотрёкался. Даже мусор поганый до такого не додумался, чтобы запретить человеку хезать, когда его припрёт. А ты, Тракторист, хуже мусора.

— Ну, давай, давай, дави, пока не посинеешь, — только и нашёл что ответить Вася.

Коля встал из-за стола, удалился в дальний угол и там доел свою кашу, повернувшись к Обезьяне спиной.

А после ужина баландёр не досчитался одной миски, и пришлось вмешаться в конфликт даже Коле, который всем своим авторитетом и логическими доказательствами убедил баландёра и надзирателей, что произошла ошибка. Причиной её стал я. Поэтому шмона делать не стали.

После поверки, во время которой Лёха ругал надзирателей за то, что они сами себе не верят, пересчитывая содержащихся в камере по несколько раз за день, наступил отбой. Все улеглись и перед сном стали выяснять, чья очередь наступила трёкать, то есть рассказывать какую-то занятную историю, анекдот, эпизод из прочитанного или слышанного «ро́мана» или что-нибудь подобное.

Выбор пал на парня с типичной протокольной физиономией зека с многолетним стажем «исправления» по кличке Кот. Он вылез из-под нар, почесался и сказал:

— Про говновоза. Быль. Век свободы не видать!

Вот уж поистине: какова птица — о том и поёт. Приземлённость, низменность интересов, их мизерность, про себя я всё это назвал одним ёмким словом — скотинизм. Мне досадно было, что духовная низость и нищета, часто выставляемые как достояние напоказ, воинственное невежество, торжествуют здесь безраздельно. Это убожество раздражало меня и угнетало: неужели ничего более значительного и красивого эти люди не могут припомнить в своей жизни? Ведь даже здесь можно при желании читать умные книги, вести приятные и познавательные беседы, работать над собой, чтобы стать лучше… А Кот тем временем, заикаясь и матерясь через слово, рассказывал о судьбе некоего «шоферилы», будто бы его соседа по тюремным нарам в камере следственного изолятора, который схлопотал срок за то, что отомстил своей бывшей невесте. Та, узнав, что крутит он «баранку» вовсе не легковой и даже не грузовой, но ассенизационной машины, решительно отказала влюблённому. А парень оказался гордый. Обиделся. И вот она выходит замуж за другого, конечно же, за придурка-начальника. Свадьба. Пир горой. Гостей полон дом. Шофёр подъехал к нему на ассенизационной машине, открыл кухонное окно, закинул в него шланг и даванул на газ. Совершил задуманное и уехал: привет жениху с невестой! Что творилось на свадьбе — кошмар! Всё поползло из кухни в комнаты. Невеста в истерике. Жених сбежал. Гости — кто куда. Короче: не состоялась свадьба. А мстителю поддали трояк. За хулиганку. По семьдесят четвёртой.