В Истаде тоже шел снег. Хотя то, что лежало на земле, больше походило на отвратительную грязную кашу – проклятие Южного Сконе.
Томми Санделль вышел через час. Он ничуть не удивился, увидев нас со Стефаном. Меня же, в свою очередь, изумил его свежий цвет лица. Похоже, тюремное заключение благотворно сказалось на его физическом и душевном состоянии.
Он отпустил бороду. На голове красовалась кепка с надписью «Yankees». Его потертые джинсы, кроссовки и серое пальто напомнили мне о первой встрече с инспектором Эвой Монссон. Все его пожитки умещались в черном пластиковом пакете. Несмотря на жалобы на усталость, Томми выглядел намного лучше, чем во время нашей последней встречи, когда санитары утащили его на носилках.
Вполне возможно, он чувствовал себя гораздо здоровее, чем я.
– Свенссон! – воскликнул он, заключая меня в объятия. И тут же склонил голову набок и прищурился. – А… а кое-кто сегодня не чистил зубы.
– Чистил… слегка, – смутился я.
Стефан Перссон запечатлел нашу встречу, а потом снял Санделля стоящим на тротуаре с воздетыми к небу руками. Именно эта фотография красовалась в газете на следующий день, занимая почти разворот. Заголовок гласил: «Жизнь только начинается».
Это был хороший снимок, на фоне снега и всего прочего. «Пусть я влип, – сказал Томми. – Пусть попал в дерьмо. Но я выбрался, и это приключение научило меня ценить жизнь».
Я написал заметку для веб-сайта газеты – срочно в номер – о том, что Томми Санделль выпущен на свободу и, соответственно, больше не подозревается в убийстве женщины из Польши. Кроме того, я позвонил Кристеру Юнсону и попросил за плату приехать в Мальмё и забрать Томми Санделля, пока никто другой его не перехватил. Томми нужно было спрятать, пока СМИ не открыли на него охоту.
Мне показалось неразумным возвращать его в «Мэстер Юхан». Первой мыслью было зарегистрировать его в «Хилтоне», что возле «Триангеля», но и это место вызывало опасения – слишком известное.
Все закончилось тем, что Стефан Перссон доставил нас в «Кин-Лонг». Я знал, что Чьен приходит на работу рано. Мы сидели во внутренней комнате, выпивали и разговаривали, и нам никто не мешал.
В машине я сел рядом со Стефаном, а Томми устроился сзади и болтал без умолку.
– Ты вообще понимаешь, что произошло? – тараторил он. – Представляешь, какой творческий толчок я получил? Могу рисовать, петь и играть – я свободен!
– Я в курсе, – отвечал я. – Это ведь я забрал тебя оттуда.
Но Томми не слушал и распалялся все больше:
– Все великие блюзовые музыканты прошли через тюрьму. Даже Джонни Кэш. И как у него в результате все сложилось?
– Он вроде бы провел там всего несколько часов, – пробормотал я, обращаясь скорее к самому себе.
– А Роберт Джонсон не сидел, – продолжал рассуждать Томми.
– Зато он продал душу дьяволу.
Лицо Томми Санделля светилось счастьем. Он ведь не читал в тюрьме газет, а значит, не видел моей первой статьи с фотографиями мертвой женщины и замусоренной комнаты.
Не думаю, что он так легко согласился бы на интервью, будь ему все известно.
В «Кин-Лонге» Томми Санделль пил воду со льдом и чай, а мы со Стефаном ели пельмени. «Странный завтрак», – скажете вы. Но Чьен готовит очень хорошие пельмени. Кроме того, весь предыдущий день я не брал в рот ни крошки, а значит, это можно назвать и обедом, и ланчем.
После еды Стефан Перссон уехал. Он сделал достаточно фотографий.
– Теперь покончено и со спиртным, и со всем остальным, – решительно заявил Томми.
У нас получилось замечательное интервью.
Томми Санделль вел себя как ребенок. Он не просто не замечал расставленных мной ловушек. Он будто обживал и украшал их на свое усмотрение и весьма комфортно в них себя чувствовал.
– Знаешь, что мне понравилось там больше всего? – спросил Томми.
– Гороховый суп, полагаю.
– Что ты имеешь в виду? – удивился он.
– В такого рода учреждениях, с кухнями общественного питания, его, как я слышал, особенно хорошо варят.
– Ради бога, у них есть машина, на которой подвозят все готовое.
– Мм… Тогда не знаю, – растерялся я, добавив про себя, что обеды, которые развозит машина, наверняка готовят на кухнях общественного питания.
– Распорядок дня, – неожиданно сказал Томми.
– Распорядок дня?
– Именно. Ранний завтрак, а потом я составлял список того, что хотел бы сделать за день. Большинство, Свенссон, требовало телевизор и видеоигры, а я… – ты не поверишь, но материала накопилось на двойной диск, – я брал в руки кисть… тоненькую такую кисточку или акустическую гитару, и – представляешь, Свенссон? – музыка, картины – все приходило ко мне само; давно уже я не испытывал ничего подобного.